История Австралии

morris.turner

Максим Дей
Команда форума
История Австралии

Австралия – удивительный материк – самый маленький из всех, его площадь практически равна площади Соединенных Штатов Америки (без учета Аляски). Европейские мореплаватели открыли его намного позже, чем другие земли, так как таинственная «Южная Земля» (Terra Australis Incognita) была слишком удалена от «цивилизованного мира». О существовании большой суши в этих водах было известно ещё античным картографам (эта земля должна была служить противовесом материкам Северного полушария), но достоверных сведений о том, что сюда кто-то добирался из Старого Света до XVII в., не существует. О ней (этой земле) писали и арабские путешественники, однако все эти рассказы были разрозненными и не всегда рисовали эти земли с положительной стороны. Малайцы называли эти территории «землей мертвых». Интересно, что Античность и Средневековье, Возрождение и Реформация – всё это прошло мимо Австралии. Интересно, что в 2006 г. археологи обнаружили на территории Австралии древнеегипетские иероглифы, что породило среди некоторых учёных гипотезу о том, что первыми 5000 лет назад египтяне открыли этот континент.

Когда-то, более 100 миллионов лет назад, Австралия являлась частью одного из двух материков на Земле. Затем, отколовшись и двинувшись к экватору, стала самостоятельным материком. Коренные жители Папуа Новой Гвинеи мигрировали на австралийский континент около 60 тысяч (или 42 − 48 тысяч лет назад) лет назад и основали поселения в различных его частях. Это были предки современных австралийских аборигенов, которые перебрались сюда из современной Юго-Восточной Азии. Это предположение подтверждает внешнее сходство представителей австралийской расы и древних жителей юга Индии и Цейлона. У тех и других тёмный цвет кожи, широкий нос и характерная, выступающая вперед челюсть, которая словно заостряет лицо снизу. Люди прибыли в Австралию по морю в то время, когда Новая Гвинея и Тасмания были частью континента, что делает их самыми ранними морскими путешественниками в мире. По последним данным, не исключаются также и африканские истоки многих местных племён. Большинство аборигенов были охотниками и собирателями (впрочем, обитатели островов пролива Торреса — этнические меланезийцы — занимались земледелием) с устной культурой и духовными ценностями, основанными на поклонении земле, и верой в «эру снов». Они вели полукочевой образ жизни — места поселений во многом зависели от доступности пищи.

Число аборигенов до прибытия в Австралию европейцев составляло где-то от 300 тысяч до 1 миллиона человек, насчитывало 500 различных культурных групп, говорящих на 250 различных языках. Около двухсот из этих языков к настоящему времени вымерли. Долгое время (по разным данным, от 400 до 600 веков) аборигены жили по своим законам, в гармонии с природой и в полной изоляции от внешнего мира. В XVIII в., когда Европа стояла на пороге промышленной революции и изобретала паровой двигатель, австралийцы пользовались каменными орудиями труда и существовали в условиях чуть ли не первобытнообщинного строя.

Следы пребывания аборигенов обнаружены во многих местах материка. Многие из них стали культурными достопримечательностями (национальные парки «Какаду» (Kakadu National Park) и «Намаджи» (Namadgi National Park), где найдены наскальные рисунки, возраст которых исчисляется десятками тысячелетий). Древнейшим остаткам человека на территории континента, так называемому человеку Мунго, около 40 тысяч лет. Эти останки являются одним из старейших найденных на Земле примеров кремации, что указывает на раннее существование религиозных ритуалов среди австралийских аборигенов. Несмотря на разницу в среде обитания и языках, аборигены придерживались примерно одинаковых религиозных принципов: божество или божества в течение некоего магического времени (Dreamtime) сотворили мир. Кроме того, аборигены широко практиковали магию, так как верили, что заклинания помогают установить связь с духовными предками, продолжающим соединять различные явления окружающего мира (в том числе времена) и таким образом влиять на события.


Искусство аборигенов считается старейшей продолжающейся традицией искусства в мире. Его возраст оценивают в 30 тысяч лет и его можно встретить по всей территории Австралии (в частности, на Улуру и в Национальном парке Какаду). С точки зрения возраста и изобилия рисунков, наскальная живопись в Австралии сопоставима с пещерами Ласко и Альтамира в Европе.

Быт и материальная культура разных народов существенно отличались. Наибольшая плотность населения была на юге и востоке Австралии, в частности, в долине реки Муррей.

Задолго до прибытия европейцев, макасары, народ, живущий на территории современной Индонезии, находились в контакте с аборигенами северного побережья Австралии, в частности, йолнгу. На карте мира 1603 г., составленной Маттео Риччи, основателем иезуитской миссии в Пекине, на месте, где должна находиться Австралия, написано: «Никто никогда не бывал на этой южной земле, поэтому мы ничего не знаем о ней». На той же карте по-китайски написано «Земля огня и попугаев», так что предположительно китайцы знали о существовании Австралии. Впрочем, имеются и альтернативные объяснения, что огонь подразумевает вулканы Зондского архипелага, а попугаев можно увидеть и на островах севернее Австралии. В период 10000 — 12000 лет до н. э. Тасмания изолируется от материка, и некоторые каменные технологии не смогли достичь тасманийских аборигенов (например, использование бумеранга). Во время древнейшего периода истории Австралии в юго-восточной Австралии часто происходили извержения вулканов. В юго-восточной Австралии, на озере Кондах в штате Виктория, найдены полупостоянные поселения с большими запасами продовольствия. На протяжении веков макасары торговали с аборигенами Австралии, в частности с людьми йолнгу на северо-востоке Арнем-Ленда.

Документированная история Австралии начинается с её открытия европейцами в начале XVII в. К этому времени колонизировавшие Америку испанцы уже сто лет как искали новую землю. Ведь легенды инков утверждали, что в южной части «Великого океана» располагается богатейшая земля. Под впечатлением рассказов старейшин испанцы принялись снаряжать корабли. В XVI – XVII вв. экспедициям удалось открыть в том районе новые земли, но то была не Австралия, а небольшие архипелаги – Новые Гебриды (в 1606 г. испанская экспедиция Педро Фернандеса Кироса высадилась на Новых Гебридах и, полагая, что это — южный континент, назвала его Южная Земля Святого Духа (на испанском Austrialis del Espiritu Santo)), Маркизовы и Соломоновы острова. Позднее заместитель Кироса Луис Ваэс де Торрес прошёл через пролив (названный в его честь – Торресов пролив), возможно, он увидел северное побережье Австралии.

Существует гипотеза о том, что ещё в XVI в. Австралию видели португальские мореплаватели, но сегодня она не является достаточно обоснованной. Кеннет Макинтайр и другие историки утверждали, что португальцы тайно открыли Австралию в 20-е гг. XVI в. Наличие на картах Дьепа надписи «Жав-Ля-Гранд» (на французском Jave La Grande) часто воспринималось ими как доказательство «португальского открытия». Тем не менее, карты Дьепа отражают незавершенное состояние географических знаний той эпохи, как фактических, так и теоретических. Хотя теории визитов европейцев до XVII в. продолжают привлекать много интереса в Австралии и других странах, они, как правило, считаются спорными и недостаточно доказуемыми.

Первая документированная высадка европейца на берегах Австралии произошла в 1606 г. Первым был голландец Виллем Янсзон, его экспедиция на корабле «Дёйфкен» исследовала залив Карпентария и высадилась на берег, на полуострове Кейп-Йорк. Команда пыталась найти на берегу воду и пищу, но аборигены встретили пришельцев враждебно. После того как несколько моряков погибли в стычке, Янсзон поспешил увести корабль от негостеприимных берегов, сделав знаменитую запись в судовом журнале: «Ничего хорошего не может быть там сделано». Подтвердил это наблюдение и следующий голландец, капитан Карстенц, назвав эти берега непригодными для жизни, а местных жителей – бедными и жалкими существами. Помимо этого в течение XVII в. ещё 29 голландских мореплавателей исследовали западное и южное побережье континента, дав ему название «Новая Голландия», так в 1616 г. другой голландец, Дерк Хартог, высадился на берег в Шарк-Бей в Западной Австралии (он описал часть западного побережья континента). В 1623 г. Я. Карстенз составил карту западного побережья полуострова Йорк, а в 1627 г. южное побережье неизведанного до конца ещё материка исследовали Ф. Тейсен и П. Нейтс.

Экспансия голландцев постепенно сходила на нет. Последним заметным мореплавателем из страны тюльпанов в этой части света был капитан Тасман. Главный правитель Нидерландской Индии Антон Ван Димен в 1642 г. отправил в экспедицию известного мореплавателя А. Тасмана.

А́бел Янсзон Тасман (на нидерландском Abel Janszoon Tasman, 1603 — 8 октября 1659 гг.) — голландский мореплаватель, исследователь и купец — получил мировое признание за возглавляемые им морские походы в 1642 — 1644 гг. Первым среди известных европейских исследователей Тасман достиг берегов Новой Зеландии, Тонга и Фиджи. Он также открыл Землю Ван-Димена (позже названную в его честь Тасманией, имя мореплавателя также носит Тасманово море). Собранные во время его экспедиций данные помогли доказать тот факт, что Австралия является отдельным континентом; благодаря ему, на картах было отображено западное побережье Австралии.

Не найдя на негостеприимных берегах ни золота, ни специй, голландцы потеряли всякий интерес к обнаруженным ими землям.

За исключением голландских исследований на западном побережье Австралия оставалась неисследованной до первого плавания Джеймса Кука. И тогда Джон Калландер предложил основать колонию для изгнанных осужденных в Южном океане или Terra Australis. Он сказал: «Этот мир должен предоставить нам совершенно новые вещи, так как до сих пор у нас было настолько мало знаний о нём, как будто мы находимся на другой планете».

Исследование европейскими мореплавателями Австралии (до 1812 г.):
1606 г. — Виллем Янсзон; 1606 г. — Луис Ваэс де Торрес; 1616 г. — Дерк Хартог;
1619 г. — Фредерик де Хаутман; 1644 г. — Абел Тасман; 1696 г. — Виллем де Вламинк;
1699 г. — Уильям Дампир; 1770 г. — Джеймс Кук; 1797 — 1799 гг. — Джордж Басс;
1801 — 1803 гг. — Мэтью Флиндерс
В конце XVII в. на смену голландцам пришли англичане. Знаменитый авантюрист, путешественник и исследователь Уильям Дампир дважды посетил западное побережье Новой Голландии (он был первым британцем, высадившемся на северо-западную часть австралийского континента в 1688 г.). Написанные им книги об увиденном во время этих путешествий стали бестселлерами и познакомили его соотечественников с австралийскими реалиями, а архипелаг поблизости от мест, о которых он рассказал миру, носит его имя. Впрочем, его впечатления о «безводной пустыне», где «почти нет ни животных, ни людей», не подвигли англичан к более тесному знакомству с далеким материком. Только развернувшееся в следующем веке англо-французское соперничество в борьбе за новые земли подстегнуло интерес британской короны к этим территориям.

Во второй половине XVIII в. восточное побережье материка было исследовано в ходе экспедиции капитана Джеймса Кука (James Cook), который объявил все найденные им земли английским владением под именем Новый Южный Уэльс (НЮУ; New South Wales).


image007.jpg
Джеймс Кук

Джеймс Кук родился в 1728 г. в семье фермера из Северного Йоркшира. Он стал юнгой на угольщике «Фрилав» в 1745 г. Джеймса увлекло морское дело, и он стал самостоятельно изучать астрономию, алгебру, геометрию и навигацию, а его прирожденные способности способствовали карьерному росту: уже в 1755 г. он получил предложение занять место капитана на судне «Френдшип». Но Джеймс решил поступить на службу в Королевский военно-морской флот, где снова начал службу с рядового матроса. Кук быстро дослужился до звания помощника капитана, а уже в 1757 г. сдал экзамены на право управлять кораблем самостоятельно.

В 1768 г. Кук отправился в экспедицию, которая должна была наблюдать за прохождением Венеры через солнечный диск, а также открыть новые земли для британской короны. Считается, что в 1770 г. во время этого кругосветного путешествия на корабле «Индевиор» (Endeavour) Джеймс Кук и совершил открытие Австралии. Тогда он был вынужден сделать остановку (19 апреля 1770 г. экипаж корабля «Индевор» увидел восточное побережье Австралии и десять дней спустя высадился в бухте Ботани; Кук исследовал восточное побережье, а потом, вместе с натуралистом судна Джозефом Бэнксом (который был настолько поражён открывшейся ему картиной десятков растений, неизвестных науке того времени, что уговорил Кука переименовать уже вроде бы названный залив; с тех пор он так и называется Ботаническим), сообщил о благоприятной ситуации для основания в заливе Ботани (Ботани-бей) колонии) на почти неизвестном доселе англичанам материке из-за полученной пробоины. Починив корабль, Кук направил его вдоль Большого Барьерного Рифа, открыв неизвестный до тех пор пролив между Австралией и Новой Гвинеей.


image009.jpg
Реконструкция корабля «Индевор»

Первая встреча англичан с аборигенами была недружелюбной – она вошла в историю как обмен градом копий и камней со стороны местных жителей и ружейными выстрелами – с английского корабля. Но Кук, в отличие от голландцев, проявил настойчивость: он продвигался вдоль берегов и продолжал их изучение.

В нескольких километрах к северу от Ботани-бей Джеймс Кук обнаружил широкий природный проход в огромную естественную гавань – порт Джексон. В своем докладе исследователь охарактеризовал его как идеальное место для безопасной стоянки множества кораблей. Доклад не был забыт и спустя много лет именно здесь был основан первый австралийский город – Сидней (Sydney) — по имени лорда, который в те времена управлял британскими колониями.

Следующие четыре месяца ушли у Кука на то, чтобы подняться к заливу Карпентария, к местности, носящей имя Новая Голландия. Мореплаватель составил подробную карту береговой линии Австралии. На карте появляются десятки новых названий – бухты, заливы, мысы, которые получают новые английские имена. Министры и принцы, лорды, города и провинции Великобритании – все они обретают австралийских двойников.


image013.jpg
Джеймс Кук

Миновав Большой Барьерный риф, «Индевор», наконец, добирается до северной оконечности Австралии. Много раз корабль был на краю гибели. И однажды удача отвернулась от первопроходцев. 17 июня «Индевор» наскочил на риф, и чуть было не затонул. Произошло это недалеко от современного города Куктаун. Починка корабля длилась семь недель. И теперь это место в память о тех событиях называется кейп Трибулейшен, то есть «мыс несчастья». Это единственное место на планете, где «рейн форест» (дождевой лес) «врастает» прямо в океан (тропический лес буквально соприкасается своими корнями с коралловыми рифами).

22 августа 1770 г. Джеймс Кук от имени короля Георга III провозглашает исследованную им землю владением Великобритании и называет Новым Южным Уэльсом. Скорее всего, это произошло потому, что местность в этих краях напомнила отважному мореходу побережье Гламоргана в Южном Уэльсе. С чувством выполненного долга Джеймс Кук направил свой корабль в Батавию, а затем и в Англию (13 июля 1771 г. «Индевор» достиг Плимута), где его ждали всеобщее признание, встреча с королём и повышение в звании.

Разразившаяся буквально вслед за возвращением Кука война за независимость в Северной Америке не только лишила Великобританию её американских владений, но и заставила начать планомерное заселение и освоение Южного континента с перспективой превращения его в новые колонии английской короны. Таким образом, в конце XVIII в. Австралия вступила в новую фазу своего исторического развития, непосредственно связанную с Великобританией и выходцами из её земель, превратившими её в часть Британской империи. При этом права аборигенов на землю не учитывались, а вся территория континента считалась terra nullius – «ничейной землей», так как её обитатели не создали государственных или иных общественных институтов или органов, с которыми можно было заключать договоры о передаче земельного фонда в руки новых владельцев. В тоже время, представления о внутренних частях материка у европейцев практически отсутствовали.

После Кука открытие и исследование Австралии англичанами продолжалось: в 1798 г. Д. Басс обнаружил пролив между материком и островом Тасмания, в 1797 – 1803 гг. М. Флиндерс прошёл континент и составил карту с более точными очертаниями его южного побережья. Именно Флиндерс выступил в 1814 г. с предложением изменить название «Новая Голландия» на «Австралия», а к 1840-м гг. Ф. Кинг и Д. Уикен закончили изучение и составление карты береговой линии Австралии.

Началом следующего этапа «освоения Австралии» стала экспедиция вглубь континента, в ходе которой в 1813 г. был найден проход через Голубые горы к плодородным равнинам к западу от Большого Водораздельного хребта. Прекрасные пастбища в этой части материка подстегнули начавшийся процесс «земельной лихорадки» и способствовали заселению этих районов, а участники этого путешествия – Грэгори Блэксленд, Уильям Лоусон и Уильям Ч. Уэнтворт – получили здесь по одной тысяче акров земли. В течение первой половины XIX в. были исследованы бассейны крупнейших рек Австралии и прилегающие к ним земли и предпринимались первые попытки проникнуть в пустыни центральной части континента. Наиболее известными из исследователей этого периода стали Чарльз Стерт и Томас Ливингстон Митчелл, с легкой руки которого территория нынешнего штата Виктория получила название «счастливой Австралии».

Освоение Нового Южного Уэльса проистекало из неотложных нужд Соединенного Королевства, которое в XVIII в. переживало период промышленной революции и становления капиталистического уклада в экономике, сопровождавшийся разорением фермеров, массовым пауперизмом и суровыми законами, призванными остановить неизбежный в таких условиях рост преступности. В какой-то мере разгрузить переполненные британские тюрьмы помогали транспорты с заключенными, регулярно отправлявшиеся в заморские владения короны по ту сторону Атлантики. Однако образование США положило конец этой практике, и правительство Великобритании вынуждено было подыскивать новые места для организации каторги.

В 1786 г. в ходе специальных заседаний парламента сэр Джозеф Бэнкс, участник экспедиции Дж. Кука и советник короля Георга III, предложил использовать для этих целей земли, которые он посетил и описал в своих трудах. Его поддержали видные политические деятели Великобритании, и вскоре министр внутренних дел лорд Сидней подписал указ о создании каторжной колонии на берегах залива Ботани-бей, названных Бэнксом вполне пригодными для проживания подданных его величества. Джозеф Бэнкс первым губернатором колонии был назначен капитан Артур Филлип, в чьих руках, согласно королевскому указу, сосредоточивались такие полномочия, которыми в то время в метрополии уже не обладал и сам монарх.

Губернатору вменялись в обязанность организация каторжных работ и перевоспитание попавших под его управление людей; благоустройство колонии и хозяйственное освоение близлежащих земель; распоряжение всеми вооруженными силами на территории НЮУ и проведение судебных действий на вверенной ему территории. Таким образом, создавалась строго централизованная военно-административная система управления, когда все три ветви власти (административная, военная и судебная) были фактически сосредоточены в руках одного человека, подотчетного лишь правительству и парламенту в Лондоне.

В состав первой флотилии, отправившейся к берегам Австралии, входили около 250 человек охраны и порядка 750 заключенных всех возрастов. На 11 судах люди с запасами продовольствия, рассчитанными на первые два года жизни на новом месте, за 8 месяцев преодолели два океана, высадились (18 января 1788 г.) чуть севернее Ботани-бей на берегах бухты Порт Джексон (в районе Сидней-Коув, позже ставшее городом Сидней). В торжественной обстановке здесь 26 января 1788 г. был поднят государственный флаг и тем самым положено основание первой британской колонии на территории континента. Этот день стал ныне государственным праздником – Днём Австралии. Колония включала не только Австралию, но и Новую Зеландию. Заселение Земли Ван-Димена, сейчас известной как Тасмания, началось в 1803 г.; в 1825 г. она стала отдельной колонией.


image015.jpg
Артур Филлип.
Портрет работы Френсиса Уитни (1786 г.)

В последовавшем столетии британцы основали и другие колонии на континенте, а европейские исследователи проникли вглубь Австралии. В этот период австралийские аборигены были серьезно ослаблены завезенными болезнями, и их численность сократилась, в том числе и в ходе конфликтов с колонистами.

Первые годы существования каторжного поселения были, пожалуй, самыми тяжелыми. Устанавливать дисциплину и смирять нравы своих подопечных Филлипу приходилось с помощью самых жестоких мер. Порка, оправка рецидивистов на остров Норфолк и смертная казнь входили в арсенал администрации. В то же время губернатор имел право помилования и досрочного освобождения заключенных. Его основными помощниками стали моряки и офицеры охраны, ставшие членами судов по уголовным и гражданским делам. В принятии решений они руководствовались британскими законами, а за губернатором сохранялось право выносить вердикт. Трудноразрешимой проблемой было и самообеспечение продовольствием. Привезённые припасы быстро истощились, климат новой страны оказался гораздо суровее, чем предполагалось, местные аборигены были настроены враждебно. Спасли оставшихся в живых снаряженные Филлипом экспедиции в Кейптаун и Джакарту, но с прибытием в 1790 г. новой партии каторжников стала ясна необходимость опоры на собственные силы и привлечения свободных поселенцев с навыками фермеров и ремесленников. Сам губернатор возглавил несколько экспедиций по поиску новых плодородных земель и просил власти метрополии о помощи в деле обеспечения колонии специалистами в различных отраслях хозяйства.

Главной ценностью и средством вознаграждения стали земельные пожалования, правом распределения которых обладал глава колонии. Участки размером от 30 акров и более раздавались практически безвозмездно офицерам охраны и свободным поселенцам, а впоследствии и отработавшим свои сроки наказания бывшим (освобожденным) каторжникам. Роль рабочей силы на этих землях отводилась приписанным к ним каторжникам (за хорошую работу могли получить право на досрочное освобождение, за ними сохранялись права британских подданных, рабочий день строго регламентировался: 9 часов в течение 5 дней и 5 часов по субботам с перерывами на завтрак и обед; за свой труд на частное лицо заключённые получали небольшую плату) и частных лиц. Но в целом условия подневольного труда каторжниками воспринимались как тяжкая обязанность, и нередки были случаи как повторных наказаний за различные правонарушения, так и попыток побега, как правило, неудачных. Тем не менее, в годы правления А. Филлипа колония постепенно вставала на ноги: были построены жилые дома и склады; проведена дорога между её административным центром – Сиднеем и соседним поселением Парраматтой; налажены контакты с метрополией и решены проблемы со снабжением. Хозяйственная деятельность колонистов развивалась успешно. Никогда больше они не сталкивались с голодом первых лет существования колонии, и в этом была немалая заслуга губернатора.

В 1791 г. в Сидней прибыл новый полк охраны – полк Нового Южного Уэльса. Майор этого полка Фрэнсис Гроуз фактически сменил заболевшего и уехавшего в Англию А. Филлипа и исполнял обязанности губернатора до 1795 г. Два распоряжения Гроуза превратили его помощников в хозяев колонии. Первым приказом он раздал около 10000 акров земли своим офицерам с условием – сдавать часть урожая на склады администрации для создания запасов. Согласно второму, эти офицеры получили монопольное право на посредническую торговлю, что привело к появлению «новой» валюты – ром превратился в средство расчетов, а полк Нового Южного Уэльса и его руководство вошли в историю Австралии как «ромовый корпус».

Попытки назначавшихся новых губернаторов обуздать всевластие военных (получавших до 500 % прибыли только от торговли спиртным) были безуспешны, и в течение почти 18 лет колония жила по законам «ромового корпуса». В этих условиях офицеры полка наживали колоссальные состояния. Самым ярким примером нуворишей может служить судьба Джона Макартура – лейтенанта полка Нового Южного Уэльса. Он прибыл с 500 фунтами стерлингов долга, а к 1800 г. стал обладателем состояния в 20000 футов стерлингов и заслужил титул «отца австралийского овцеводства» – занятия, которое давало огромные прибыли при минимальных затратах. Макартур был не одинок, его сослуживцы быстро сколотили состояние на поставках шерсти на фабрики в Англии, и их пример стал весьма притягательным.

В начале XIX в. в НЮУ жили уже 7500 британцев, среди которых всё больше появлялось свободных людей, привлечённых поисками лучшей доли. Более половины населения колонии сконцентрировалось в городе Сиднее, ставшем её административным и торговым центром. С 1803 г. здесь начала издаваться «Сидни Гэзетт», чей девиз звучал: «Так мы надеемся достичь процветания». Основой хозяйства было разведение овец и земледелие, на базе которых постепенно развивалась местная обрабатывающая промышленность. Впрочем, мирное течение жизни прерывалось порой и серьезными инцидентами, такими как, например, восстание ирландских заключенных, вспыхнувшее в марте 1804 г. Однако всевластие военных и их злоупотребления вызывали постоянное беспокойство, как среди свободных колонистов, так и в метрополии, куда регулярно поступали жалобы на местную администрацию. Первая серьёзная попытка изменить порядки «ромового корпуса» была предпринята прибывшим в Новый Южный Уэльс в 1806 г. новым губернатором Уильямом Блаем. Он заслужил у подчинённых прозвище «Калигула». Его попытки ограничить торговлю спиртным и заставить офицеров продавать в казённые хранилища их урожай по установленным государственным ценам создали ему врагов. Ссора с Дж. Макартуром послужила катализатором событий, получивших название «ромового бунта» – ареста губернатора в январе 1808 г.

Блай был отправлен в тюрьму на Землю Ван Димена, и в течение двух лет власть принадлежала верхушке «ромового корпуса». Дж. Макартур и его сослуживцы раздавали участки земель своим сторонникам и распоряжались трудом каторжников, фактически подрывая авторитет британской государственности. Только назначение очередного губернатора – Лаклана Маккуори изменило создавшееся положение.


image019.jpg
Колонна каторжников в цепях в Сиднее, рисунок Джеймса и Эдварда Бэкхаусов, 1842 г.

С именем этого человека связана новая ступень в развитии колонии и дальнейшем освоении континента. Подполковник Л. Маккуори прибыл в Новый Южный Уэльс вместе с 73 пехотным полком шотландских стрелков, которые заменили расформированный и высланный в Англию вместе с зачинщиками мятежа «ромовый корпус». В задачу нового главы администрации входило, прежде всего, восстановление порядка и справедливости, но его деятельность превзошла ожидания. За десять лет пребывания у власти Маккуори удалось упорядочить финансы колонии: был создан первый банк и введён налоговый кодекс. Стремясь обеспечить занятость заключённых и прибывавших в НЮУ поселенцев из разорённой наполеоновскими войнами Европы (в 1819 г. в колонии проживали уже 26000 человек, из них 38 % составляли заключённые), он организовал масштабные общественные работы.

В Сиднее были возведены госпиталь, маяк и смотровая башня, названные потомками именем губернатора. Возводил большую часть этих сооружений талантливый архитектор (из числа заключенных Фрэнсис Гринуэй). К новым поселениям, возникавшим по окраинам расширявшейся колонии, были проложены удобные дороги, везде возводились общественные здания, больницы, мосты. Доныне на площади Маккуори сохранился обелиск, на котором обозначены расстояния до ближайших населённых пунктов. В каждом из таких поселений губернатор приказал строить церковь, школу и здание суда. Он всячески поддерживал благотворительную и иную деятельность различных христианских и миссионерских организаций, упорядочил регистрацию браков, заботился о превращении подрастающего поколения в добропорядочных граждан. Супруга губернатора стала его ближайшей помощницей и одной из первых женщин, немало сделавших для процветания НЮУ и заботившихся о преумножении красоты здешних мест.

В 1816 г. в Сиднее были открыты Королевские ботанические сады, и в наши дни одна из дорожек носит имя Элизабет Маккуори. В результате в колонии быстро менялся моральный климат. Предпринимались попытки изменить сложившееся к тому времени негативное отношение белых колонистов к коренному населению страны: создавались школы, где вместе обучались дети поселенцев и юные аборигены, поощрялся переход чернокожих австралийцев в христианство – губернатор брал их под свою судебную защиту. Появились новшества в управлении колонией: создана полицейская служба, расширялись права магистратов. Параллельно шло развитие судебной системы. В 1814 г. в дополнение к уголовному суду, остававшемуся в ведении и под контролем губернатора, в НЮУ появились ещё две гражданские судебные инстанции: верховный и губернаторский суды. Судопроизводство велось в полном соответствии с законами Соединенного Королевства, отличаясь тем, что на места судей назначались офицеры, а институт присяжных отсутствовал. Таким образом, начинался отход от военно-административной системы, характерной для первых лет существования каторги в Австралии. Однако попытка Маккуори привлечь бывших каторжников к общественной деятельности вызвали сопротивление сложившейся к этому периоду колониальной элиты. Они видели будущее Австралии как государства крупных плантаторов по типу юга США или Бразилии и не желали делиться властью.

В Лондон ими была отправлена петиция с жалобами на губернатора, и в 1819 г. в Сидней прибыл уполномоченный британского правительства судья Дж. Т. Бигг. По возвращении в Англию он подготовил три доклада с рекомендациями в духе требований колониального бомонда, что послужило поводом к отзыву Маккуори и длительному разбирательству. Несмотря на то, что Маккуори так и не оправился от глубокой обиды, в памяти австралийцев он остался как «отец Австралии», и будущее подтвердило правоту его идей. За время его пребывания на посту губернатора население колонии выросло в 3 раза, площади обработанных земель – в 4 раза, поголовье скота – в 10 раз. Все исследователи признавали, что «ни один другой губернатор не сделал столько доброго для судеб Нового Южного Уэльса». Тенденции, заложенные Маккуори, определили будущий путь Австралии, кто бы в дальнейшем ни возглавлял её правительство.

Губернатор Томас Брисбен прибыл в колонию с указанием изменять систему управления Новым Южным Уэльсом, сохраняя максимально возможную дистанцию между свободными поселенцами и бывшими заключенными. Британские власти встали на сторону судьи Бигга и его советников из НЮУ. Сохранение системы каторжного труда в колониях было во многом выгодно властям метрополии. Ссылая в Австралию нежелательные элементы – как преступников, так и политических смутьянов, Британия освобождалась от потенциала социальной взрывоопасности.

К тому же поставки шерсти из НЮУ обеспечивали дешёвым сырьём промышленность Британии. Значит, не было веских причин в одночасье менять сложившуюся и оправдавшую себя в Австралии систему управления. В результате принятый в 1823 г. Акт об усовершенствовании управления Новым Южным Уэльсом и Землей Ван Димена сохранял пост губернатора и большинство его полномочий, но создавал при нём Законодательный совет из 5-7 человек, которые наделялись совещательными функциями. Верховный суд НЮУ рассматривал каждый новый закон колонии с точки зрения его соответствия законам Соединенного Королевства, а британский парламент имел право в течение трёх лет объявить любой принятый таким образом закон колонии недействительным. Вводилась также полная административная самостоятельность Земли Ван Димена, которая становилась второй колонией Британии в этом регионе, и обе административные единицы получали новый статус: не ссыльное поселение, а британские королевские колонии. Большинство жителей Австралии восприняли этот закон с энтузиазмом. Однако он не решал существовавших противоречий между стремившейся к большей власти элитой колоний и пытавшейся контролировать эти амбиции британской администрацией, а также оставлял практически без гражданских и имущественных прав «эмансипистов», число которых увеличивалось по мере освобождения каторжан. Именно тогда и начинают складываться их групповые корпоративные требования: введение суда присяжных; снятие ограничений на торговлю; снижение налогов на импорт шерсти в метрополию, превратившегося в основной источник денежных поступлений в Новый Южный Уэльс, – словом, равноправие колонистов с остальными подданными Великобритании.

Этот клубок трудностей и старались разрешить администрации колоний в течение второй трети XIX в. В 1825 г. при губернаторе сэре Ральфе Дарлинге в дополнение к законодательному совету был создан исполнительный совет колонии. Его члены назначались британским правительством, ни одно решение губернатора не могло быть принято без консультации с ними, и два раза в год протоколы заседаний исполнительного совета отправлялись на проверку в Лондон. Таким образом, представители элиты колониального общества получили ещё один рычаг власти.

Под давлением «эмансипистов» и их лидера Уильяма Ч. Уэнтворта, участника знаменитой экспедиции через Голубые горы, ставшего одним из самых популярных журналистов и общественных деятелей Австралии в эти годы, в 1828 г. был принят Закон об обеспечении управления и правосудия в Новом Южном Уэльсе и Земле Ван Димена. Согласно этому документу, состав Законодательного совета увеличивался до 15 человек, из которых 10 были членами администрации колонии, а 5 – представителями землевладельцев и торговцев. Ни один предложенный губернатором законопроект не принимался теперь без их одобрения, и краткое содержание законопроектов должно было быть обязательно опубликовано в местной прессе. Допускалось создание суда присяжных по гражданским делам, но сохранялись все полномочия губернатора в уголовном законодательстве и делопроизводстве под прежним контролем властей метрополии. Таким образом, вновь несколько расширялись возможности колонистов влиять на местное управление.

К концу 1820-х гг. британские власти контролировали почти всю территорию Земли Ван Димена, земли вокруг Сиднея и ряд островов близ берегов Нового Южного Уэльса. Каторжные поселения были созданы в районе Мортон Бей (территория нынешнего Квинсленда) и на о. Норфолк, где заключенные по-прежнему составляли значительную часть населения. Первая попытка организации колонии свободных поселенцев на берегах реки Суон в Западной Австралии в 1829 г. окончилась провалом. Суровый климат, отсутствие рабочих рук и изолированность от всего цивилизованного мира привели к тому, что немногие оставшиеся здесь жители в 1840-х гг. умоляли британское правительство спасти их, прислав хотя бы каторжников в качестве дополнительной рабочей силы. Эта неудача, надолго обусловив отставание Западной Австралии от соседних колоний, не остановила дальнейшего освоения континента, которое продолжилось в более благоприятных его районах, расположенных на юге и востоке. В те годы под административным управлением НЮУ находились и британские поселения, основанные в Новой Зеландии. Так, через 30 лет после начала британской колонизации континента наметился поворот от использования Австралии только как места каторги. Тюремные порядки постепенно уступали место общегражданским институтам.

Новый этап в истории британской колонизации Австралии был связан с именем Эдварда Г. Уэйкфилда – скромного лондонского клерка, мечтавшего стать членом британского парламента. В конце 1820-х гг. он опубликовал статью «Письмо из Сиднея», из основных положений которой выросла концепция, названная впоследствии теорией систематической колонизации. Уэйкфилд предлагал новый принцип освоения континента: заселение его представителями среднего класса Великобритании. С этой целью необходимо было продавать земли в Австралии по умеренным ценам всем состоятельным «добропорядочным гражданам». Полученные от продаж средства распределялись по трём каналам: на пополнение британской казны за счёт налогов с земельных торгов, на благоустройство колоний и на субсидируемую иммиграцию в Австралию малоимущих жителей Соединенного Королевства, которые по прибытии туда пополняли бы местный рынок рабочей силы. То есть на новом месте воспроизводилась политически и социально стабильная модель английского общества, быстро осваивались новые земли, и создавался ещё один форпост Британской империи. Мысли Уэйкфилда приобрели широкую популярность в Великобритании, и вскоре в Лондоне были организованы несколько обществ по претворению его идей в жизнь. Наибольшую известность приобрела Южно-Австралийская земельная компания, полномочия которой были утверждены актом парламента в 1834 г. Два года спустя первая партия её акционеров прибыла на отведенные им территории, но первые годы новой колонии свободных поселенцев были омрачены неурядицами, связанными с распределением участков между её жителями и административными трудностями. Преодолеть эти проблемы удалось только в первой половине 1840-х гг., когда Южную Австралию возглавил губернатор Джордж Грей, остановивший финансовые злоупотребления и земельные спекуляции. Открытие на её территориях богатых залежей медной руды и трудолюбие колонистов сделали «колонию фермеров» одной из наиболее зажиточных и процветающих. К середине XIX в. здесь проживало около 6000 человек, в большинстве своём трудившихся в сельском хозяйстве, которое остается основой экономики этих территорий и до наших дней. Приехавшие немецкие колонисты привезли с собой не только свою религию и пунктуальность, но и виноградную лозу, положив начало виноделию в Австралии. В те же годы шло интенсивное освоение соседних с Южной Австралией районов – той самой «счастливой Австралии» Т. Митчелла, куда направился массовый поток переселенцев из Нового Южного Уэльса и Земли Ван Димена.

Специально созданная Ассоциация Порт Филлипа (таково было первоначально официальное наименование центра заселения этих земель) приобрела права на освоение близлежащих территорий, и новые поселения здесь были включены в административное ведение губернатора НЮУ. Впрочем, по мере расширения поселений вокруг Порт Филлипа их жители всё меньше хотели подчиняться властям «колонии бесчестья» и видели себя в качестве самостоятельной «свободной колонии, основанной на принципах мира и цивилизации, филантропии, морали и умеренности». В этом лежали истоки затяжного конфликта колонистов с сиднейской администрацией, нараставшего пропорционально увеличению местного населения.

В 1836 г. Порт Филлип был переименован в Мельбурн в честь тогдашнего премьер-министра Великобритании, а к 1840 г. в его округе проживало уже порядка 40000 человек. Благодаря расширению практики субсидируемой иммиграции в 1830 – 1850-х гг. общая численность населения колоний почти удвоилась, составив к середине XIX в. около 400000 человек. В основном в колонии переселялись в поисках лучшей доли малообеспеченные слои населения Соединенного Королевства; буржуазия составляла в общем потоке около 3 %. Быстрый рост числа колонистов сопровождался серьёзными экономическими сложностями, которые зачастую ставили местные администрации и британские власти в затруднительное положение.

Первой из таких проблем стало регулирование землепользования в Австралии. Вторая треть XIX в. стала временем «земельной лихорадки» в колониях. Широкое распространение получил самовольный захват пустующих государственных земель австралийскими овцеводами, которые по аналогии с США получили название «скваттеров». Источником их дохода служили обширные выпасы на просторах австралийского буша (так австралийцы называют внутренние районы материка) и стада овец, численность которых достигала нескольких тысяч голов. В климатических условиях юго-востока Австралии разведение овец практически не требовало финансовых затрат, а доходы от продажи шерсти, официально признанной в Лондоне лучшей в мире, делали из начинающего овцевода крупного предпринимателя. Богатые скваттеры быстро вписались в состав колониальной элиты и заняли доминирующие позиции, что позволило некоторым исследователям этого периода назвать 1830 – 1840-е гг. «эпохой скваттократии».

Британские власти в метрополии и на местах пытались установить максимально возможный контроль над использованием «коронных» земель Австралии, каковыми по закону являлась вся территория континента. Ещё в 1826 г. был издан закон об отмене земельных пожалований и проведении практики земельных продаж; однако до 1831 г. они, никем, по сути, не соблюдались.

Итак, Великобритания формально заявила о своих притязаниях на западную часть Австралии в 1829 г. Новый Южный Уэльс был разделён, и созданы новые колонии: Южная Австралия в 1836 г., Новая Зеландия в 1840 г., Виктория (Victoria) в 1851 г., Квинсленд в 1859 г. В 1863 г. была основана Северная территория, бывшая до того частью Провинции Южная Австралия.

Вспомним, что в 1829 г. была основана колония Суон-Ривер, ставшая ядром будущего штата Западная Австралия. Собственно, Западная Австралия была основана как свободная колония, но затем из-за острой нехватки рабочей силы также стала принимать каторжников. Отправка каторжников в Австралию начала сокращаться в 1840 г. и полностью прекратилась к 1868 г.


image022.jpg
Коренное население Австралии

Колонизация сопровождалась основанием и расширением поселений по всему континенту. Так были основаны Сидней, Мельбурн, Хобарт, Перт и Брисбен. Большие площади были очищены от леса и кустарника и стали использоваться колонистами в сельскохозяйственных целях. Это оказало серьёзное влияние на образ жизни австралийских аборигенов и вынудило их отступать от побережий. Численность аборигенов существенно уменьшилась из-за занесённых болезней, к которым у них не было иммунитета. В середине 1800-х гг. оставшееся коренное население было перемещено, частью добровольно, частью насильно, в миссии и резервации.

В начале 1830-х гг. были установлены фиксированные цены на землю в Австралии; за десять лет они выросли в 4 раза. Наряду с этим вводились первые поземельные налоги, и хотя они были весьма незначительны (в 1839 г. – 2 шиллинга за 100 акров в год), и налоги, и цены, и границы вызывали ожесточенное сопротивление скваттеров. Их ответом стало создание Ассоциации скотоводов, целью которой стала защита интересов овцеводов и в колониях, и в Лондоне. Второй проблемой была хроническая нехватка рабочих рук. Старая практика использования труда заключённых изжила себя; даже для крупных предпринимателей стала очевидной её неэффективность. На гребне широкого общественного движения за отмену каторги в Австралии британское правительство в 1839 г. запретило принудительный труд заключённых, а в 1840 г. отменило доставку новых партий каторжников в Новый Южный Уэльс. Однако радость по поводу принятых решений оказалась преждевременной. Приезжавшие в Австралию рабочие предпочитали комфортабельные города суровым условиям работы и жизни в буше, а профсоюзы стояли на страже интересов своих членов. В результате получался замкнутый круг: недостаток рабочих рук позволял профсоюзам поддерживать такой высокий уровень зарплаты работников, что у них появлялась возможность в течение сравнительно короткого промежутка времени скопить капитал, необходимый для открытия собственного дела, для которого опять-таки требовались дефицитные рабочие руки. Предприниматели попытались насытить рынок труда за счёт ввоза рабочих из стран Азии, но этому воспрепятствовали профсоюзы, справедливо усмотрев в азиатских кули угрозу благосостоянию европейцев. Попытки же возобновить ввоз заключённых привели лишь к массовым волнениям в Сиднее и других городах и созданию Лиги за отмену ссылки.

На базе недовольства колонистов действиями британских властей вставал вопрос о необходимости предоставления колониям прав внутреннего самоуправления. Созданная в 1835 г. Австралийская патриотическая ассоциация объединила представителей практически всех слоёв местного населения. Под давлением общественности британское правительство приняло в 1842 г. новый закон об управлении Новым Южным Уэльсом, который жители колонии посчитали своей первой конституцией. Этот документ вводил принципы выборного начала в управлении и ограничивал полномочия губернатора. Законодательный совет состоял теперь из 36 человек, из которых 12 назначались короной, а 24 выбирались сроком на 5 лет. Избирательные права были ограничены достаточно высоким имущественным цензом, допускавшим к участию в выборах всего 5 % населения колонии, однако это стало реализацией права жителей на участие в управлении своей страной. Губернатор терял своё право законодательной инициативы, и срок вмешательства британского парламента в дела колонии сокращался с 3 до 2 лет. Кроме того, создавались органы местного самоуправления: территория НЮУ делилась на 29 графств, жители которых раз в три года выбирали местные советы во главе с председателем, отвечавшие за наведение порядка на вверенных им территориях.

В 1843 г. прошли первые выборы в законодательный совет, но перемирие оказалось временным. Аграрные законы 1840-х гг. были восприняты как продолжение прежней практики британских властей. В ответ верный либеральным традициям У. Ч. Уэнтворт выдвигал идеи дальнейшего усовершенствования демократии в НЮУ: окончательно разделение законодательной и исполнительной ветвей власти, введение принципа ответственного правительства, четко разграничения полномочий колонии и метрополии. Лондону оставлялись вопросы имперского порядка (оборона, внешняя политика), а колониальный парламент должен был самостоятельно регулировать все внутренние проблемы (землепользование, иммиграция, таможни, налоги). Всё большую популярность в колониях приобретали взгляды английских чартистов; идеи демократизации системы управления отстаивали такие ставшие в эти годы известными местные политики, как священник Джон Д. Лэнг, либералы Генри Паркс и Роберт Лоу; создавались многочисленные общественные организации в поддержку требований свободы торговли, прав человека, земельных реформ. Наиболее решительные из его активистов призывали последовать примеру США и объявить о своей независимости в случае отказа британских властей от уступок требованиям колонистов.

Королева Виктория отказалась вначале обсуждать эти предложения как неуместные, однако парламент Великобритании пошёл навстречу колониальным политикам и в 1850 г. принял новый Акт об управлении колониями в Австралии. Согласно основным положениям этого закона, от Нового Южного Уэльса отделялся район Порт Филипп, отныне именуемый колонией Виктория – в честь правившей королевы. Вводилась иерархия губернаторов: глава администрации Нового Южного Уэльса получал статус генерал-губернатора, а губернаторы Виктории, Южной Австралии и Земли Ван Димена оставались в ранге его помощников с правом непосредственной связи с метрополией. На выборах в два раза снижался имущественный ценз, и состав Законодательного совета расширялся до 54 человек, полномочия которых включали право контроля над финансовыми, земельными и судебными вопросами. Исключение составляла лишь Западная Австралия: она присоединялась к новой системе управления только тогда, когда треть её домовладельцев попросит об этом. Это откладывало введение самоуправления колонии на неопределённый срок, ибо в 1849 г. в соответствии с пожеланиями жителей этой части континента статус её менялся: вместо колонии свободных иммигрантов Западная Австралия становилась каторжным поселением. Другого способа обеспечить местных предпринимателей рабочей силой найдено не было. Одновременно, зная о решительных настроениях австралийцев, британские власти дали поручение губернаторам начать подготовку текстов конституций колоний, предусматривавших введение здесь парламентской формы правления. Так, к середине XIX в. был фактически завершён переход от военно-административной системы к гражданскому управлению с предоставлением местному населению всех прав британских подданных. Методы, почерпнутые из прежнего опыта эпохи каторги, сохранялись лишь там и тогда, где и когда этого требовали конкретные сложившиеся обстоятельства.

В целом колонии на континенте представляли собой далекую окраину Британской империи, основой экономики которой было овцеводство, а в зарождавшейся промышленности преобладали предприятия обрабатывающих отраслей. Но постепенно росли города – столицы колоний; действовали уже 7 банков; выходило всё большее число газет (только в Новом Южном Уэльсе их насчитывалось 10); появлялись первые театры. Тогда же начали складываться основные черты феномена, ставшего одним из компонентов австралийского национального характера: обостренное чувство взаимовыручки и товарищества среди белых и столь же яркое проявление ксенофобии по отношению к другим народам. Так, аборигены были либо истреблены, как на Земле Ван Димена, либо оттеснены вглубь континента, а те немногие из них, кто пытался приспособиться к новой жизни, не участвовали в политической или интеллектуальной жизни колоний.

К середине XIX в. в крупных населенных пунктах колоний были построены школы, которые существовали на государственные средства или содержались на средства христианских приходов. Однако для получения высшего образования приходилось отправляться в Европу. Огромную роль играли многочисленные газеты на страницах, которых находили отражение настроения населения. Между тем начало британской колонизации континента стало свидетелем рождения первых литературных опытов его жителей. Для первой половины XIX в. характерно появление дневников и публикация писем, которые отправляли жители колоний своим родным в метрополию. В эти же годы создаются романы и повести о жизни в Новом Южном Уэльсе, их авторами были британцы, которые следовали вкусам своей родины, и их произведения носят подражательный характер, заимствуя основные черты у представителей английской литературы. Однако в этих произведениях прослеживается повышенное внимание к австралийским деталям и реалиям: природе, аборигенам, ссылке. Появляется и местный фольклор – песни каторжников и баллады о бушрейнджерах – беглых заключенных и разбойниках, которые выступали в роли своеобразных местных «робингудов», отстаивавших принципы личной свободы и независимости от властей. Развивались два основных литературных мотива осмысления места колоний в мире. Первый рассматривал Австралию как «новую Британию в южных морях» и доминировал в респектабельной литературе колониального бомонда. Наиболее яркий пример – опубликованная в 1823 г. поэма У. Ч. Уэнтворта «Австралазия». Наряду с этим всё чаще звучали мотивы протеста, которые облекались порой почти в форму средневековых мистерий. Так, в поэме Ф. Макнамары «Путешествие каторжника в ад» в преисподней главный герой встречает богачей, предателей и мучителей, тогда как в раю его ждут бедняки и те же бушрейнджеры. С литературой было неразрывно связано и становление австралийского театра. Поначалу колонии не имели своих профессиональных театров: спектакли привозили из Европы и ставили заезжие гастролеры. Положение начало меняется в 1830 – 1840 гг., когда в Австралии появились местные профессиональные труппы, основу репертуара которых составляли пьесы У. Шекспира и инсценировки, популярных тогда романов. Тогда же колонии получили и первых художников. Весьма популярны были в основном зарисовки путешественников, посетивших эти края, и творчество местных живописцев. Их кисти принадлежали парадные портреты губернаторов и представителей колониальной элиты, выполненные в духе и традициях британских образцов.

Начало XIX в. стало эпохой первых кругосветных плаваний российских моряков. Именно тогда русские военные суда регулярно появлялись у берегов Австралии. Для русских порты Сиднея, а потом Мельбурна и Аделаиды стали «райским местом», где им после многомесячного морского перехода оказывался самый тёплый приём, особенно в периоды англо-русского сближения. Тогда же в Австралии появились и первые русские поселенцы. Ими, как правило, становились матросы, сбегавшие с кораблей в поисках лучшей доли. Возник и интерес австралийцев к сотрудничеству с Россией: в 1830-х гг. на страницах газеты «Острейлиен» У. Ч. Уэнтворт призывал установить торговые контакты с Петропавловском-Камчатским. Однако подавление польского восстания и последовавшая вслед за этим Крымская война надолго охладили порыв австралийцев.

Подводя итоги первого этапа европейской колонизации Южного континента, можно сказать, что к середине XIX в. колонии в Австралии представляли собой не что иное, как аграрно-сырьевой придаток Британской империи. Характерными чертами их хозяйственной жизни были: слабая освоенность и заселенность территории; господство крупной земельной собственности; шерсть как главный продукт экспорта и основа благосостояния элиты; зачаточное состояние промышленности в целом; практически полная зависимость от метрополии как поставщика капиталов, людских ресурсов и оборудования. В целом они представляли собой слепки с британского общества, которые постепенно обретали свою местную специфику, отличавшую их от страны исхода. Между тем Австралия стояла на пороге событий, которые резко подстегнули ход её истории, в чём-то изменив, а в чём-то и усилив то, что закладывалось в течение предыдущих десятилетий.

Также середина XIX в. стала свидетелем двух трагических страниц в истории изучения внутренних районов страны. Первая из них связана со второй экспедицией к центру Австралии под руководством Людвига Лейхгардта, бесследно исчезнувшей в песках пустыни Симпсона; вторая – с экспедицией Роберта О’Хары Берка, пытавшегося пересечь континент с юга на север и погибшего на обратном пути. В целом ХІХ в. принёс новые географические открытия Австралии путешественниками и исследователями из разных стран, но уже внутри континента. В результате на карте Австралии появились Большой Водораздельный хребет с высшей точкой континента – горой Косцюшко; пустыни, бескрайние равнины, а также Дарлинг и Муррей – самые полноводные реки.

Опасности не остановили других путешественников, Джон Макдауэлл Стюарт открыл географический центр Австралии и успешно проложил путь к северному побережью. Его последователи – братья Огастес и Фрэнсис Грегори, Александр и Джон Форресты, Эрнст Джайлс и другие – в конце века нанесли на карту большинство районов западной части материка. Однако полностью «белые пятна» на карте Австралии были заполнены лишь в 1930-х гг.

Говоря о грандиозных переменах в хозяйственной и общественной жизни колоний, произошедших в 1850–1900 гг., целесообразно подчеркнуть следующее. Два ключевых события определили дальнейшую судьбу этой, по словам современников, «огромной овцеводческой станции»:

1) открытие в середине XIX в. золота, давшее мощный толчок хозяйственному развитию страны;

2) экономический и финансовый кризис 1890-х гг., ускоривший переход к крупному капиталистическому производству.

Первые сведения о наличии драгоценного металла в Австралии стали появляться ещё в 1830 – 1840-х гг., но администрации колоний предпочитали не давать хода этим слухам, опасаясь потери контроля над населением в условиях массового ажиотажа. Например, «золотая лихорадка» в Калифорнии в конце 1840-х гг. привлекла множество людей со всего света, среди которых был и выходец из Нового Южного Уэльса Эдвард Х. Харгрейвз. В Америке удача ему не улыбнулась, но по возвращению домой в Австралию он обнаружил удивительное сходство ландшафта в Голубых горах с тем, что он видел на приисках США. Уже в мае 1851 г. мир узнал о существовании россыпей золота в районе Батерста, открытых Харгрейвзом, а в августе того же года ещё более богатые месторождения были найдены около местечка Балларат в Виктории. В поисках несметных богатств сюда потянулись иммигранты. Так, в период между 1852 и 1889 гг. около 40000 китайцев прибыли в Австралию в поисках золота. Но легкодоступные месторождения скоро истощились.

Первой реакций населения стал повальный уход людей в горы на поиски драгоценного металла. В диггеров (так в Австралии называли золотоискателей) в одночасье превратилось всё взрослое население – от бродяг до полицейских. К концу 1851 г. большая их часть вернулась в города, но в Австралию со всего света устремились искатели лёгкого богатства. Жизнь диггеров была трудна, и большая часть их добычи оседала в руках перекупщиков золота, к которым присоединилась администрация колоний. Осенью 1851 г. были введены официальные лицензии на добычу золота и на торговлю в районах приисков. Доходы от этого значительно пополнили казну колоний. Одним их первых результатов произошедших событий стало быстрое накопление капиталов. Только в течение первой декады 1850 – 1860-х гг. было добыто 25 млн. унций золота – 40 % его мировой добычи на то время; более 2/3 этого количества шло на экспорт. В 1890-х гг. золото было найдено и в Западной Австралии, прииски которой принесли 75 % от всей его добычи на континенте. Эти богатства дали мощный толчок развитию Австралии и в короткие сроки преобразили её хозяйство. Факторами, обусловившими быстрый рост экономики Австралии, стали: природные богатства континента, отсутствие феодальных пережитков и крупных военных конфликтов, а также постоянная помощь со стороны метрополии. В итоге в экономическом развитии страны можно выделить несколько основных этапов:

1) 1850 – 1860-е гг. – быстрое накопление капиталов;

2) 1870 – 1880-е гг. – период промышленного бума и спекулятивной активности предпринимателей;

3) 1890-е гг. – мощный кризис в начале десятилетия и постепенное выравнивание экономических показателей к началу ХХ в.

Главной сферой приложения капитала по-прежнему оставалось сельское хозяйство. Для обеспечения продуктами питания быстро увеличивавшегося населения колоний были предприняты попытки ускоренного развития земледелия. Огромную роль в этом процессе сыграла государственная поддержка и помощь фермерам, оказанная в ходе проводившихся в 1860 – 1890-х гг. земельных реформ. В результате обрабатываемые площади выросли в 3 раза, а к 1901 г. этот показатель увеличился до 9 млн. акров. Южная Австралия превратилась в главный земледельческий район страны, в Квинсленде расширялись плантации сахарного тростника и хлопчатника, и ресурсы дальнейшего укрепления сельскохозяйственной базы колоний были далеко не исчерпаны.

Быстрыми темпами развивалось животноводство. В сфере овцеводства был осуществлён переход от полунатурального хозяйства середины XIX в. к крупному промышленному производству шерсти. Главными центрами этой области стали Новый Южный Уэльс, Виктория и Квинсленд. К началу ХХ в. поголовье овец в Австралии превышало численность её населения: на каждого человека приходилось примерно 19 голов, что в 2-3 раза превосходило аналогичные показатели в США и России. Наблюдался процесс концентрации производства: около 60 % животных принадлежало примерно тысяче скваттеров, а общий ежегодный настриг шерсти достигал 350 тонн. Из этого огромного количества только 2 % потреблялись внутри страны, остальные 98 % шли на внешние рынки. Торговля шерстью сосредотачивалась в руках крупных компаний, таких как «Далгети и К°», чья штаб-квартира находилась в Лондоне, а отделения были разбросаны по всей Австралии. Крупнейшими центрами торговли стали Сидней и Мельбурн.

В те же годы появляется новая коммерческая отрасль – мясное и молочное скотоводство, которое особенно быстро пошло в гору с изобретением рефрижераторов (в 1879 г.). Ряд крупных компаний осуществляли закупки и продажу мяса, и вскоре колонии стали успешно конкурировать с США, одним из основных производителей мясной продукции в мире. Наиболее успешно молочное производство развивалось в Новом Южном Уэльсе. В начале ХХ в. Австралия стала теснить на мировых рынках традиционных поставщиков молочных продуктов – Данию и Францию.

Все финансовые операции проводились через многочисленные местные банки, часть которых располагала конторами в Лондоне. Через них проходили все коммерческие сделки, налоговые поступления и инвестиции (как частные, так и государственные) в экономику страны. Кризис 1891 – 1892 гг. привёл к массовому банкротству большинства банков, но уцелевшие сосредоточили в своих руках все финансовые рычаги в Австралии, выступая порой и в качестве владельцев акций множества предприятий на континенте.

Вторая половина XIX в. – время становления австралийской промышленности. Главное место занимала горнодобывающая отрасль. Золото сохраняло лидирующую роль до конца столетия: в начале ХХ в. на приисках работало 63000 человек и стоимость добытого металла давала 1/2 доходов от добычи других полезных ископаемых. Продолжались разработки каменного угля, которые обеспечивали все потребности внутреннего рынка и поставляли ежегодно до 1 млн. тонн на экспорт. Медные месторождения Южной Австралии приносили ей доходы, в 5 раз превосходившие стоимость добычи золота. Наиболее крупным открытием конца XIX в. стали залежи полиметаллических руд в районе Броукен Хилла. Основанная на их базе «Броукен Хилл Пропрайетери» вскоре стала одной из крупнейших корпораций Австралии, чей доход только от разработок серебра составил в 1906 г. 11 млн. фунтов стерлингов. Строились первые заводы по выплавке чугуна в Новом Южном Уэльсе и Тасмании, но мощности их были весьма невелики, и до появления собственной тяжёлой промышленности в начале ХХ в. колонии импортировали железо на сумму 5-6 млн. фунтов стерлингов ежегодно.

Быстро развивалась обрабатывающая промышленность. Общей тенденцией стал рост числа и величины промышленных объектов, на которых в конце XIX в. было занято около 27 % дееспособного населения. В эти годы большинство промышленных предприятий в Австралии представляли собой мелкие ремесленные мастерские; работники мануфактур составляли всего 10 % от всей рабочей силы страны.

Расширялась и торговая сеть колоний, правда, вследствие относительной узости внутреннего рынка большинство сделок (58 %) приходилось на внешние операции. К началу ХХ в. по размаху торгового оборота Австралия вышла на 5 место в мире. При этом изменилась география австралийского экспорта: доля метрополии в торговом обороте постепенно сокращалась, уступая место Индии, Цейлону, Южной Африке и Новой Зеландии. Одновременно стала проявляться и неравномерность развития колоний: Новый Южный Уэльс приобретал репутацию лидера в области сельского хозяйства, а Виктория – главной промышленной базы страны. В связи с этим власти этих двух ведущих колоний придерживались различных курсов в своей экономической политике: НЮУ оставался верен принципам свободной торговли, а Виктория защищала свою промышленность мерами протекционизма. Их соседки по континенту занимали более скромные позиции и тяготели к одному из лидеров: Тасмания и Южная Австралия – к Виктории, Квинсленд – к НЮУ.

Новым для колоний явлением стали процессы концентрации и монополизации производства, которые усилились после кризиса 1890-х гг. К началу нового столетия в Австралии существовали все формы монополистических объединений, контролировавшие ведущие отрасли экономики. К уже упоминавшимся «Далгети и К°» и «Броукен Хилл Пропрайетери» можно добавить Табачный трест, «Колониал Шугар Рифайнинг К°», Ассоциацию владельцев пароходов.

Уже в конце XIX в. появились требования мелких и средних предпринимателей принять государственные меры по искоренению «нечестной конкуренции» и принятию законов по защите малого бизнеса. Одной из важнейших характеристик развития колоний в описываемый период была большая по сравнению с ведущими странами Европы и Америки роль в этом процессе государства. Государственное регулирование и государственное предпринимательство в колониях, с одной стороны, стали логическим наследием эпохи ссыльных поселений, а с другой, – следствием слабости частного капитала на первых ступенях развития местной экономики. Фактически государство в лице колониальных администраций взяло на себя все нерентабельные и капиталоемкие отрасти хозяйства, проводя политику своего рода экономического патернализма.

Благодаря щедрой финансовой помощи властей произошла революция в транспортной сети Австралии: к концу XIX в. запряжённые лошадьми повозки сменились железными дорогами; в начале ХХ в. появились автомобили и трамваи в Сиднее и Мельбурне. Из этих же источников финансировались средства связи – телеграф, соединивший все столицы колоний между собой и с Лондоном, и телефон.

Львиная доля в системе образования приходилась на государственные школы, предоставлявшие светское обязательное и бесплатное образования для детей в возрасте от 6 до 15 лет. К началу ХХ в. 84 % белого населения Австралии было грамотными. Государство поддерживало местные университеты, музеи и библиотеки. Неоценима была помощь местных властей фермерам. Им не только дали землю, но и всячески поддерживали их, создавая сеть ирригационных сооружений в засушливых районах, сельскохозяйственные банки, службы карантинов и ветеринарных врачей. Быстрое восстановление экономики страны после кризисных 1890-х гг. произошло именно благодаря государственным средствам, направленным на помощь пострадавшим. Правда, следствием столь бурной государственной активности стал рост госдолга колоний: в последние годы XIX в. 60 % его было связано с займами на железнодорожное строительство и проведение общественных работ.

К концу XIX в. экономика колоний утратила аграрно-сырьевого характер придатка метрополии. Была создана многоотраслевая структура хозяйства, которое отличали чрезвычайно быстрые темпы развития: в 1861 – 1901 гг. ежегодный прирост производства совокупного национального продукта в среднем составлял 4,1 %. Впереди Австралийского Союза по этому показателю были только США. Говоря словами одного из ведущих австралийских историков Ч. М. Кларка, страна превратились «из колониального общества образца 1850 г. в индустриальное капиталистическое общество 1900 г.».

Дав мощный толчок экономическому развитию колоний, «золотая лихорадка» изменила и демографическую ситуацию: их население стало расти невиданными ранее темпами. Только за период с 1850 по 1860 гг. его численность увеличилась в 2,5 раза, достигнув 1 млн. человек. Естественно, это были свободные переселенцы: главным политическим следствием золотой лихорадки 1850-х гг. стала окончательная отмена ссылки английских каторжников в Австралию. К началу XX в. на территории континента проживало уже 3,8 млн. человек. Самыми густонаселёнными колониями стали Виктория и Новый Южный Уэльс; меньше всего людей проживало в Тасмании; Западная Австралия стала догонять своих соседей только в конце XIX в. после открытия крупных месторождений золота на её территории. Национальный состав австралийцев оставался гомогенным: до 95 % это были англичане и шотландцы. В 1840 – 1850-х гг. к ним присоединились беженцы из Ирландии, которые к концу века составили 1/5 всех жителей, пополняя ряды рабочего класса и придавая, по словам современника, «австралийской демократии несколько бурный и нетерпеливый оттенок».

Золотые россыпи привлекли на прииски представителей практически всех крупных наций Европы и Азии; часть из них осела на этих землях. Так в Виктории в середине XIX в. проживало около 5000 американцев, чьё влияние на судьбы страны оказалось достаточно сильным. Созвучными белым австралийцам оказались как их антибританские настроения, расовые предрассудки, так и суд Линча, который порой использовался как метод разрешения возникавших конфликтов. В наибольшей степени это «заимствование» сказалось на судьбе китайцев пытавшихся искать счастья в Виктории и Новом Южном Уэльсе. Они работали большими семейными бригадами на брошенных европейцами приисках в попытках извлечь остатки золота и переправить его в Китай. Неприязнь белых золотоискателей вызывали различия культур, низкий уровень жизни китайцев и боязнь, что вслед за «первыми ласточками» их соплеменники заполонят Австралию. В конце 1850 – начале 1860-х гг. по Виктории и Новому Южному Уэльсу прокатилась волна китайских погромов; на подавление беспорядков были брошены полиция и войска; вслед за этим правительства колоний приняли ряд законов об ограничении въезда китайцев на территорию Австралии.

Ещё более сложной оказалась проблема, связанная с ввозом на плантации сахарного тростника в Квинсленде островитян-полинезийцев, которых в Австралии называли канаками. В отличие от белых рабочих они не требовали ни хороших условий проживания, ни высокой зарплаты за поистине каторжный труд и выполняли любую работу, создавая тем самым жесткую конкуренцию европейцам. В парламент Квинсленда посыпались протесты общественности: рабочие, церковь, пресса требовали запрета ввоза дешевой цветной рабочей силы в колонию, мотивируя это тем, что плантаторы создают систему рабского труда и тем самым дестабилизируют общество. Споры по этим вопросам продолжались в течение почти 20 лет и завершились в конце XIX в. отказом от использования труда канаков. Таким образом, было положено начало этнической самоизоляции Австралии. «Дикарями, которых надо либо замирить, либо уничтожить» оставались для большинства белых австралийцев и аборигены. Во второй половине XIX в. правительства колоний принимают ряд законов, защищавших остатки племён от физического уничтожения и вводивших начала государственной помощи аборигенам, которые оставались жить на остатках своих племенных земель под патронажем специально назначаемых чиновников. Часть аборигенов перебралась в города и перенимала привычки белых колонистов, зачастую, правда, в весьма карикатурной форме. Былая открытая враждебность уходила в прошлое, но о каком-либо равноправии не могло быть и речи.

Вторая половина XIX в. была богата контактами с Россией: в Австралию приезжали русские путешественники и журналисты, оставившие интереснейшее литературное наследие. Начало этому процессу положили труды Н. Н. Миклухо-Маклая, который долгие годы работал на Новой Гвинее и в Австралии. Хотя его идеи устройства русской переселенческой колонии на Берегу Маклая или на островах Тихого океана оказались утопией, они подстегнули немалый интерес к Австралии в России, который рос по мере укрепления самостоятельности колоний. В конце XIX в. появились первые волны эмигрантов из России: евреи, татары, жители прибалтийских губерний. В 1891 г. здесь постоянно проживали около 3000 выходцев из Российской империи и активно действовали российские консулы, чья деятельность способствовала становлению всестороннего сотрудничества двух стран.

Конфессиональный состав колоний складывался по мере расширения национального спектра и был весьма пёстрым: от верований аборигенов до конфуцианства. Большинство населения исповедовало христианство. Постепенно уходило в прошлое активное вмешательство духовенства в политическую жизнь колоний. Общее наблюдение современников сводилось к тому, что большинство мирян в колониях весьма прохладно относились к религии и священнослужителям и смотрели на выполнение религиозных обрядов как на формальную процедуру.

Сохранялось также и сложившееся в начале XIX в. преобладание городского населения над сельским: жизнь в буше по-прежнему была трудна, и большинство колонистов предпочитало оседать в городах. Бурная урбанизация второй половины XIX в. усилила эту тенденцию. В этот период изменилась социальная структура австралийского общества, окончательно утратившая колониальный характер. Если до середины столетия население колоний состояло главным образом из каторжников, персонала тюрем и свободных поселенцев, то к концу века сложилась типичная для всех капиталистических государств того времени картина: 68 % самодеятельного населения работали по найму, 8 % были предпринимателями и около 20 % составляли лица свободных профессий. Особенностью австралийского общества в период бурного развития экономики страны была размытость социальных границ, практическое отсутствие кастовой замкнутости, высокая степень социальной мобильности и численное преобладание средних слоев. Наиболее многочисленной и влиятельной группой австралийского социума второй половины XIX в. стали рабочие: моряки и портовики, строители, стригали овец и разнорабочие на фермах, горняки и работники различных предприятий.

Вследствие сохранявшейся нехватки рабочих рук заработная плата в Австралии была значительно выше европейских стандартов: например, сельскохозяйственный рабочий получал почти в 5 раз больше, чем в России. А в Квинсленде дополнительно к зарплате полагалось ещё и трехразовое питание стоимостью 12 шиллингов, что само по себе приближалось к величине оплаты труда рабочего в Англии. С учётом низких цен на продукты питания и стоимости жилья уровень жизни австралийского рабочего был выше, чем у его «собрата» в Европе, а у некоторых категорий совокупный доход превышал порой доходы мелкого предпринимателя. Недаром всем, без исключения, наблюдателям Австралия конца XIX в. представлялась «раем для рабочих». Однако сохранявшееся в памяти каторжное прошлое и связанная с ним широко распространенная внутренняя оппозиционность властям, а так же присущие всем странам периодические экономические трудности и социальное неравенство породили своеобразный образ национального героя колоний. Им стал знаменитый бушрейнджер Нед Келли, банда которого наводила ужас на жителей Виктории в 1870-х гг.


image024.jpg
Нед Келли

Э́двард (Нед) Келли (на английском Edward «Ned» Kelly; 3 июня 185411 ноября 1880гг.) — австралийский бушрейнджер (разбойник), известный дерзкими ограблениями и убийствами полицейских. Предания и баллады о подвигах Неда Келли, где он предстаёт как «благородный разбойник», появились ещё при его жизни и стали неотъемлемой частью австралийского фольклора. Отношение к Неду Келли в стране далеко от однозначного: часть австралийцев считает его безжалостным убийцей, часть — символом сопротивления колониальным властям и воплощением национального характера.


image027.jpg
Доспех Неда Келли

Отец Неда, ирландец Джон (Рэд) Келли, был сослан на Землю Ван Димена (Тасманию) за кражу двух свиней. Когда Неду было около 12 лет, его отца обвинили в краже телёнка; хотя под обвинением не было особых оснований, кроме дурной репутации. Джона Келли приговорили к штрафу в 25 фунтов. Не имея таких средств, он был вынужден отбывать наказание в тюрьме, где, и умер. Столкновение с несправедливостью и жестокостью колониального суда произвело на Неда Келли впечатление. Он постоянно подвергался взысканиям за буйный нрав: в 14 лет Неда арестовали за избиение свиновода-китайца; в 15 он оказывался в тюрьме за драку с бродячим торговцем, и подозрение в сотрудничестве с разбойником Гарри Пауэром. Уже заслужив репутацию «малолетнего бушрейнджера», 16-летний Нед Келли был приговорён к трём годам тюрьмы за избиение полицейского, пытавшегося арестовать его за езду на краденом коне (Нед одолжил лошадь у другого человека и не был виновен в её краже). Тем временем братья Неда попали под арест в сходных обстоятельствах. Выйдя на свободу, Нед вместе с братьями, матерью и отчимом, калифорнийцем Джорджем Кингом, начал промышлять кражами скота.

Известности Неда Келли положил начало констебль Александр Фицпатрик: 15 апреля 1878 г. он явился в участок с простреленной рукой и обвинил в вооружённом нападении почти всю семью Келли. По словам обвиняемых, Фицпатрик домогался Кейт, младшей сестры Неда, за что был избит; без применения огнестрельного оружия. Нед в это время находился в Новом Южном Уэльсе и избежал суда.

Потом Нед вместе с братом Дэном сколотил банду. Полиция начала за ними охотиться; 25 октября Нед и Дэн раскрыли засаду в лесу у ручья Стингибарк и, пытаясь взять констеблей живьём, убили двоих из них. После этого случая парламент провинции Виктория принял акт, ставивший Неда Келли и его сообщников вне закона.

В конце 1878 г. Келли написал известное открытое письмо, обличавшее произвол английских колониальных властей на австралийских территориях и призывавшее к борьбе против беззаконий, творимых английскими полисменами над английскими и ирландскими переселенцами. Поскольку письмо тщательно скрывалось властями, оно переписывалось вручную, а полностью было опубликовано только в 1930 г.

Наибольшую известность «банде Келли» принесли два громких ограбления банков в декабре 1878 и феврале 1879 г. Интересно, что они поили заложников алкогольными напитками и развлекали их трюками на лошадях, запирали полуголых полицейских в камере и переодевались в их форму, а, ограбив банк, сжигали закладные горожан, освобождая их от долгов. После ограбления двух банков за голову каждого члена банды было назначено по 16000 австралийских долларов награды. Для защиты от пуль члены банды изготовили для себя пуленепробиваемые железные доспехи. Снаряжение Неда дополнял железный шлем.

В то же самое время они совершили несколько убийств — в основном пытавшихся их задержать полицейских, а также одного из членов банды, доносившего полиции на своих товарищей. Нед был повешен 11 ноября 1880 г. в Мельбурне как бандит и опасный бунтовщик, несмотря на то, что суду была подана петиция против казни Келли, подписанная более чем 32000 австралийцами.

Практическое отсутствие налогов и почти ничем не ограниченное поле деятельности сделали Австралию раем не только для рабочих, но и для предпринимателей. К концу ХIХ в. крупные бизнесмены, состояние которых насчитывало более 50000 фунтов стерлингов, составляли около 0,3 % всех хозяев; средняя буржуазия (владельцы недвижимости стоимостью выше 1000 фунтов стерлингов) – 60 %; мелкие собственники (обладатели капитала от 200 фунтов стерлингов) – порядка 40 %. Поскольку наследственной аристократии в колониях не существовало, местная элита сложилась из крупных землевладельцев и овцеводов (в том числе так называемых «отсутствующих владельцев» – английских магнатов, приобретших земли в Австралии), собственников рудников, приисков, банков и торговых компаний. Как правило, эти люди были тесно связаны между собой экономическими, политическими, а порой и матримониальными узами. Основную массу средней и мелкой буржуазии колоний составляли фермеры и владельцы мелких промышленных предприятий. Согласно статистическим данным, фабрикой в колониях считался промышленный объект, где по найму трудились 4 и более рабочих и использовались паровые механизмы. Весьма часто в те времена можно было встретить так называемых «работающих владельцев» – предпринимателей, трудившихся на своём предприятии наравне с рабочими. В эту же категорию входили владельцы лавок и магазинчиков.

В конце XIX в. в колониях формируется слой белых воротничков – служащих и интеллигенции (чиновники государственных учреждений, юристы, журналисты, врачи, преподаватели, менеджеры). Преуспевающая часть этой группы играла активную роль в местной политической жизни и, достигнув признания на своём поприще, вливалась в состав колониальной элиты.

Особенности социальной структуры колоний самым непосредственным образом сказались на их политической жизни. Там начали нарастать, притом куда быстрее, чем в Европе, процессы политического структурирования, охватившие практически все слои населения. Консерваторы колоний – поправевший к середине века У. Ч. Уэнтворт, Дж. Макартур и другие представители элиты – выступали за сохранение главных рычагов управления в руках состоятельных слоев общества и требовали: ─ защитить «привилегии меньшинства» от «тирании большинства»; ─ создать своего рода титулованную аристократию колоний; ─ закрепить за ней место в верхних палатах колониальных парламентов путём введения множественного вотума и высокого имущественного ценза на выборах. Их противники – либералы (Генри Паркс, Дэниел Дэнехи и другие) – высмеивали новоявленных аристократов и выступали за предоставление равных прав всем жителям Австралии. Но позиции либералов в законодательных советах – органах, которые занимались разработкой проектов конституций колоний – были слабы, и в Лондон на утверждение короны были направлены консервативные варианты законов, регламентировавших жизнь тамошних сообществ.


image031.jpg
Эврикское восстание. Акварель Шарля Дудье

Решающим обстоятельством в борьбе за равноправие стала, однако, не борьба политиков, а единственное в истории Австралии вооруженное восстание золотоискателей (в декабре 1854 г. в Балларате). Поводом для него стало убийство около отеля «Эврика» одного из старателей. Возмущённые решением суда и произволом властей диггеры соорудили баррикады и выдвинули ряд требований, в том числе и политического характера. Активисты Балларатской лиги реформ поддержали требования восставших, добавив к ним лозунги всеобщего избирательного права для мужчин, отмены имущественного ценза, введения тайного голосования и жалования для депутатов парламента, что позволяло участвовать в политической жизни представителям любой категории населения. Выступление диггеров было подавлено, лидер восставших Питер Лейлор вынужден был скрываться, зачинщики были отданы под суд; но общественное мнение было целиком на стороне подсудимых, и приговор суда не был суров (власти колоний предпочли пойти на уступки), а бело-голубой флаг Эврикской баррикады стал ещё одним символом свободолюбия австралийцев (флаг, использовавшийся восставшими, рассматривался в качестве «кандидата» для национального флага Австралии).

Принятые в течение 1850-х гг. под давлением радикально настроенных рабочих и воспрянувших духом либералов конституции колоний носили компромиссный характер. Повсеместно верховный суверенитет оставался за метрополией, корону представлял назначенный из Лондона губернатор, а внутреннее самоуправление целиком передавалось в руки колониальных парламентов, состоявших из двух палат. Первоначально верхняя палата назначалась губернатором, срок полномочий её членов был пожизненным, а нижняя палата формировалась по результатам выборов. Избирательное право предоставлялось британским гражданам не моложе 21 года, обладавшим имуществом или доходом не менее 100 фунтов стерлингов. Исполнительная власть вверялась губернатору и исполнительному совету – правительству колонии. В Австралии вводилась хорошо знакомая её жителям Вестминстерская модель ответственного перед парламентом правительства. Эта структура управления в основе своей сохраняется и до настоящего времени. Надо отметить, что конституции колоний стали одними из самых демократичных для своего времени документов такого рода. В последующие 30 лет в их содержание были внесены ещё более прогрессивные изменения. Так к началу XX в. во всех колониях на Южном континенте был отменён имущественный ценз для претендентов на депутатство в представительных органах; введена система тайного голосования и жалование для депутатов. А Южная Австралия оказалась первым в истории государством, где право голоса получили женщины. Многим европейцам, обращавшимся к изучению австралийского политического опыта, колонии Великобритании в Южном полушарии представлялись «страной истинного народовластия».

Тогда же стремясь разрешить проблемы, созданные сформировавшейся в первой половине столетия земельной монополией скваттеров (недостаток продуктов питания, утечка капиталов за границу и недовольство массы населения, лишенной возможности приложить свои силы и знания в колониях) местные правительства нашли выход в проведении целой серии земельных реформ. Основной их целью было создание класса мелких и средних независимых фермеров, главным образом, из числа бывших диггеров. В ходе первого этапа в 1860-х гг. была сделана попытка «посадить людей на землю» путём введения в практику принципа свободной селекции. Все государственные земли, в том числе арендованные скваттерами, но не попавшие ещё в частное владение, подлежали отчуждению, и любой гражданин мог выбрать себе участок для поселения и сельскохозяйственной обработки. Размеры участка и условия платы за землю варьировались в различных колониях, но все они подрывали земельную монополию овцеводов, а потому вызвали ожесточённое сопротивление прежних пользователей этих угодий. Скваттеры обвиняли инициаторов законов в подрыве основ экономики колоний, а против селекторов – новых хозяев земель – использовали все возможные методы давления: от подкупа до физической расправы. В поддержку фермеров опять выступило государство: правительства колоний провели второй этап земельных реформ, приняв ряд законов по борьбе со злоупотреблениями. Был введён кадастр земель, ограничен размер участка для одного владельца, введены первые поземельные налоги для крупных хозяйств. Всё это позволило снизить размах спекуляций вокруг земель и поддержало фермеров. В третий раз парламентарии колоний вернулись к вопросу о земельных владениях уже под влиянием разразившегося в начале 1890-х гг. экономического кризиса. Теперь земельные участки предоставлялись тем, кто сильнее других пострадал от безработицы, и для кого обработка земли стала способом выживания. Государство выкупало землю у частников и перепродавало или сдавало её в аренду мелкими участками. Создавались специальные рабочие поселки в пригородах крупных населённых пунктов, из опыта США была заимствована практика предоставления гомстедов.

Общим итогом новой земельной политики стало создание в Австралии развитого сельского хозяйства, которое не только обеспечило страну продуктами питания, но и вывело её в число ведущих аграрных держав, а чуть позже составило мощную конкуренцию традиционным поставщикам соответствующей продукции на мировых рынках. Создание многочисленного класса фермеров – хозяев своей земли и «носителей консервативных взглядов в лучшем смысле этого слова» – стало мощным заслоном на пути распространения в Австралии идей социализма и коммунизма как на рубеже XIX – XХ вв., так и позднее.

Не менее сложной была и ситуация, заставившая правительства колоний пойти на принятие многочисленных законов, регулировавших отношения в промышленности. Главной движущей силой в этой области стало профсоюзное движение, переживавшее во второй половине XIX в. подъем. Уже в 1870-х гг. профсоюзы Австралии, объединявшие в своих рядах около 5 % рабочих, добились введения 8-часового рабочего дня для своих членов и такого уровня зарплаты, который делал проживание в собственном доме нормой для работающего человека. Последние декады XIX в. стали свидетелями появления нового юнионизма – создания массовых профсоюзов неквалифицированных рабочих, менее склонных к компромиссу с предпринимателями, чем их предшественники середины столетия. Членами профсоюзов в начале XX в. были уже порядка 100000 человек. С 1879 г. регулярно проводились конгрессы тред-юнионов, на заседаниях которых обсуждались вопросы борьбы за права трудящихся.

Экономический кризис конца столетия, повлекший за собой массовые банкротства и невиданную дотоле в Австралии безработицу, стал причиной «великих стачек» 1890-х гг. Власти ответили бастующим использованием вооруженной полиции и судебными преследованиями зачинщиков; а предприниматели стали по примеру рабочих объединяться в союзы для ведения согласованных ответных действий. Такой поворот событий подтолкнул профсоюзы к мысли о создании собственного парламентского представительства, и лейбористские партии стали первыми политическими партиями в истории Австралии.

В 1891 г. 35 лейбористов заседали в парламенте Нового Южного Уэльса, а вскоре их примеру последовали и рабочие других колоний. Организационно эти партии полностью опирались на профсоюзы, хотя в их рядах можно было встретить и выходцев из интеллигенции. Решения руководящего органа лейбористских партий – кокуса – были обязательными для их членов, а с 1893 г. партийная клятва и соблюдение партийной дисциплины стала обязательными для их представителей в парламентах. Австралийские лейбористы были типичными социал-демократами, чьей главной целью было «скорее захватить, чем уничтожить институты буржуазного общества». Главное внимание в их программах уделялось нуждам рабочих и проведению в жизнь «народной политики»: принципов социального равенства, расширению доступа к власти непривилегированных слоев населения. Определенное влияние оказывали на лейбористов и распространённые в те годы идеи социализма, особенно лозунги национализации, к которым обращались некоторые из лидеров партии. На парламентских скамьях лейбористы поначалу составляли меньшинство, но их количество позволяло представителям профсоюзов занять позиции баланса сил между буржуазными группировками и влиять на ход законодательного процесса. В конце XIX в. либералы колоний видели в лейбористах своих младших партнеров и, руководствуясь весьма популярной в их кругах концепцией равных прав труда и капитала и идеями классового сотрудничества. Результатом совместных усилий либералов и лейбористов стал ряд законов о труде, принятых в колониях на рубеже столетий. Был установлен гарантированный минимальный уровень заработной платы, введены фабричная государственная инспекция и ответственность предпринимателей за травмы на производстве, а также принят ряд постановлений, регулировавших условия труда. Как «средство контроля общества над анархией экономической войны» устанавливалась система согласительных комиссий и государственного арбитража, которые привлекались для решения спорных вопросов на предприятиях. Сначала обращение в арбитражный суд было добровольным, но как скоро стало ясно, что это лишь полумера, не исключающая забастовок и срыва функционирования экономики, новые законы сделали арбитраж обязательным. Активное вмешательство государственного аппарата в важнейшие области регулирования социальной и экономической жизни страны стало поводом для большинства европейских наблюдателей назвать Австралию страной, где на практике был введён «социализм без доктрин».

Понять причины столь радикальных (по сравнению с европейскими стандартами) перемен конца XIX в. невозможно без понимания австралийской политической жизни. Эталоном деятельности практически для всех без исключения ведущих политических лидеров колоний служили либералы Великобритании эпохи У. Гладстона с их верой в непреходящую ценность человеческой личности, в признание свободы индивидуума основой всего общественного устройства и требованиями соблюдения демократических прав и свобод и неприкосновенности частной собственности. Эти идеи в совокупности стали базой для всех политических инициатив в колониях. Тех же австралийских политиков, что называли себя консерваторами, отличало от остальных не только происхождение из наиболее богатых и потому изначально привилегированных слоёв общества, но и стремление защитить интересы крупного капитала и права меньшинства в условиях демократизации. Считая управление страной одной из самых сложных профессий, требующей специальных знаний и высокой квалификации, они выступали против привлечения в правительство малограмотных выдвиженцев профсоюзов и считали, что излишнее вмешательство государства в области регулирования экономики, а порой и социальной сферы, зачастую не оправданно. Вследствие этого для них идеальными становились принципы свободы торговли в хозяйственной жизни колоний, и они полностью отвергали социализм и коммунизм как пути вспять – к примитивности и варварству.

Австралийские либералы намного превосходили консерваторов и их взгляды находили гораздо больше отклика у сограждан. Выступая за соблюдение гражданских свобод, они отводили государству роль их гаранта и защитника индивидуума. Поэтому необходимо было не только считаться с рабочими, составлявшими абсолютное большинство населения колоний, но и всячески привлекать их на свою сторону. Социализм как одна из форм государственного регулирования либералов не пугал, но его методы должны были использоваться «с исключительной осторожностью», ни в коем случае, не допуская какого бы то ни было насильственного передела собственности. Буржуазный реформизм либералов разделяли и австралийские радикалы, но они шли дальше в области социального реформаторства, считая «государственный социализм» нормой законодательства, видя в государстве некий надклассовый орган, призванный обеспечить защиту «маленького человека» на базе идей классового мира и сотрудничества. Радикалов отличал и больший национализм: их требованием в этой связи был разрыв с метрополией и введение республики в Австралии. Они также выступали за проведение политики «белой Австралии» (запрета въезда представителей неевропейских народов) и усматривали в «государственной кооперации и обобществлении всех средств производства» задачу государственного социализма.

Лейбористы объединяли в своих рядах, как правило, представителей либеральных и радикальных взглядов. Идеи же социализма как метода полного реформирования общества, а также призывы к революции и отказу от частной собственности не находили поддержки в колониях, и их сторонникам приходилось проводить свои эксперименты по претворению этих идеалов в жизнь далеко за пределами Австралии. Таким образом, дальнейшие пути развития страны определяли именно представители умеренных воззрений: либералы, а потом и лейбористы. В конце века наблюдался рост рабочего движения, а в 1899 г. в Квинсленде местные лейбористы стали первой социал-демократической партией в мире, сформировавшей местное правительство (вскоре, в 1904 г., Австралийская лейбористская партия стала первой лейбористской партией, пришедшей к власти на национальном уровне).

Специфика исторического пути колоний в первой половине XIX в. – их территориальная и экономическая изолированность друг от друга, особенности политического развития – породили их локальную обособленность и подозрительность по отношению к соседям. Поэтому даже современным исследователям создание федерации в Австралии на рубеже ХIХ – ХХ вв. представлялось неким «чудом». Лишь отдельные политики колоний середины XIX в. думали о возможности принятия решений во всеавстралийском масштабе. Так, мечтал о «великой федерации всех колоний» У. Ч. Уэнтворт. Создать единое правительство для преодоления спорных вопросов и проблем, представлявших общий интерес, предлагал министр по делам колоний лорд Э. Грей, но инициативы метрополии не нашли понимания среди жителей континента. В 1840 – 1850-х гг. колонии предпочитали напрямую контактировать с Лондоном, и преобладание центробежных тенденций не позволило наладить между ними тесное сотрудничество. «Золотая лихорадка» усилила соперничество колоний (особенно ярко это проявилось в отношениях Виктории и Нового Южного Уэльса), но последовавшее за ней бурное развитие экономики и усиливавшееся с годами коммерческие и торговые связи неизбежно толкали их правительства к координации действий. Проводившиеся в 1860 – 1870-х гг. межколониальные конференции рассматривали целый ряд проблем, решение которых требовало общего участия. В их ходе проходили согласование вопросы иммиграции, тарифов, навигации в территориальных водах, почтового и телеграфного сообщения, ведение статистики по единым образцам и многое другое. Главным же было то, что конференции способствовали реальному сближению колоний и пробуждению их интереса к постоянному сотрудничеству.

Состоявшаяся в 1870 г. в Сиднее первая всеавстралийская выставка показала, насколько хозяйственные связи отдельных регионов переплетены между собой. К концу столетия фактически сложилась единая сырьевая база для крупных компаний, действовавших на территории колоний. Таможенные барьеры превратились в препятствие на пути экономического развития континента, а общие телеграфная и железнодорожная сети, соединившие столицы всех восточных колоний, продемонстрировали преимущества единого хозяйственного пространства.

Наряду с экономическими предпосылками объединения складывались и политические причины, побуждавшие правительства колоний к более тесному взаимодействию. В первую очередь таковыми были вопросы обороноспособности континента: Крымская война стала «первой ласточкой», заставившей австралийцев задуматься о безопасности. К концу века в Австралии была создана система военной подготовки населения, а её морские рубежи охраняла часть специально выделенных для этого боевых кораблей метрополии, что, однако, не давало гарантии неприкосновенности внешних границ. В опубликованном в 1889 г. докладе британского генерал-майора Дж. Б. Эдвардса предлагалось объединить вооруженные силы всех колоний, «заложив фундамент крепкой военной системы» по образцу Канады. Поодиночке такая задача была им явно не по силам. Помимо защиты от предполагаемого противника жителей континента всё больше беспокоило расширение экспансии европейских держав в близости от Австралии: Германия аннексировала северо-восточную часть Новой Гвинеи, Франция захватила Новую Каледонию, Россия и США проявляли активность в южной части акватории Тихого океана, которую австралийцы привыкли считать своей. Когда на их петиции в Лондон с просьбой разрешить австралийцам самостоятельную колонизацию островов этой части океана последовал уклончивый ответ, правительства Виктории и Квинсленда разработали свои планы действий, а посланная на Новую Гвинею экспедиция из Квинсленда объявила юго-восточную часть острова протекторатом Великобритании.

В 1890 г. Г. Паркс, один из наиболее влиятельных политиков НЮУ второй половины XIX в., рассматривал федерацию колоний как единственное средство достижения доминирующего влияния австралийцев в южной части Тихого океана и призывал использовать «язык силы» для достижения своих целей в переговорах даже с самой метрополией. Противоречия в отношениях с Великобританией не ограничивались только вопросами самостоятельной внешней экспансии колоний. Протесты местных политиков вызывали, например, попытки британского парламента вмешаться в иммиграционное законодательство. В качестве приемлемого компромисса министр по делам колоний Джозеф Чемберлен предложил ввести в качестве обязательного условия для въезда в Австралию требование владения одним из европейских языков; таким способом чиновники иммиграционных ведомств колоний ставили барьер для поселения там практически всех неевропейцев. Гибкий подход метрополии и прямые выгоды для колоний, которые давал им статус части могущественной Британской империи, обеспечивавшей всем входившим в её состав территориям экономическую, финансовую и политическую помощь и поддержку, сохранили в Австралии пробританскую ориентацию. Но не прекращавшиеся споры с Лондоном подталкивали колониальные правительства к единству действий для лучшего обеспечения своих интересов. Ещё одним фактором, стимулировавшим общие шаги колоний, стало развитие национального самосознания австралийцев. Сдвиги в их массовом сознании отражали изменившуюся реальность: по мере становления местной экономики во второй половине XIX в. снижалась экономическая и финансовая зависимость колоний от Великобритании; уроженцы континента к 1901 г. составили уже 82 % населения Австралии. Именно эти обстоятельства способствовали росту националистических организаций на рубеже XIX – ХХ вв.

Представители умеренно-националистического течения входили в Ассоциацию уроженцев Австралии, которая к 1900 г. объединяла в своих рядах около 17000 человек и имела отделения во всех крупных городах. В её работе активно участвовали ведущие либералы колоний: Альфред Дикин, Айзек Айзекс, Эдмунд Бартон. Их взгляды можно охарактеризовать как своеобразное смешение гордости и уважения к своей родине – Австралии и тесно переплетенной с сугубо конъюнктурными соображениями привязанности к Великобритании – родине их предков. Радикальные националисты группировались вокруг журнала «Буллетин», основанного в конце XIX в., на страницах которого лозунги американской демократии уживались с идеями эгалитаризма в духе Великой французской революции, а культивированию «австралийского духа» и идеализации «жизни в буше» с её товариществом и взаимовыручкой сопутствовал оголтелый расизм. Так называемые «культурные националисты» выступили против подражания английским образцам в искусстве, литературе, живописи и музыке, а также и против предпочтения английских товаров местным изделиям.

К этому времени австралийцы построили прочную систему образования, включая университеты. В области науки и техники учёные и изобретатели опирались пока ещё на помощь из метрополии, во всех колониях работали отделения Королевского общества; но всё больше внимания уделялось местным нуждам. Литературное творчество колонистов обрело характерные черты, позволявшие говорить о рождении национальной школы словесности. Ещё в середине XIX в. в фольклоре золотоискателей зазвучали ноты противопоставления Англии – страны богачей и привилегий, и Австралии – земли равенства и свободы. Баллады Ч. Тэтчера «Лондон и диггеры», «Австралия против Англии», «Ура Австралии» стали первыми провозвестниками австралийского национализма в литературе. Во второй половине XIX в. писатели Адам Л. Гордон, Маркус Кларк и Генри Гендель Ричардсон рассказали миру об Австралии, её природе и людях. Журнал «Буллетин» называли «Библией для жителей буша» из-за его огромной популярности во всех колониях. Его главный редактор Джон Арчиболд собрал вокруг себя писателей, разделявших его взгляды. Самыми яркими, несомненно, были поэт Эндрю Бартон «Банджо» Патерсон и Генри Лоусон, чьи стихи и рассказы раскрывали мир простых австралийцев и говорили о братстве и взаимопомощи, без которых невозможно было прожить в австралийской глубинке. В эти же годы начинается популярность «Вальсирующей Матильды» «Банджо» Патерсона – баллады об укравшем овцу свэгмене – разнорабочем в буше, который предпочёл смерть сдаче окружившей его полиции. И сегодня эта песня – самая любимая среди австралийцев, ибо в её сюжете отразились исторические реалии: неприкаянный трудяга с котомкой – скаткой из нехитрого скарба за плечами, его чувство глубокой внутренней свободы.

Началом собственно австралийской живописи стало творчество художников «Гейдельбергской школы»: Тома Робертса, Артура Стритона, Чарльза Кондера и Фредерика Маккаббина. В их работах конца XIX в. слились воедино и мастерство художественной техники импрессионистов, и мотивы природы Австралии, и жизнь её народа. Широко известны пейзажи и портреты Джорджа Ламберта. Представителем направления, созвучного известному лозунгу «искусство для искусства», был Руперт Банни, на полотнах которого нашлось место как характерным для его творчества нимфам и пастушкам, так и великолепной певице Нелли Мельба, чей прекрасный портрет экспонируется в зале художника в Австралийской национальной галерее. Именно эта женщина в конце XIX в. заблистала на оперных сценах Европы, побывала на гастролях в России, став первой оперной дивой из Австралии, чьё имя доныне окружено флёром легенд. В Мельбурне и Аделаиде открылись консерватории, классическая музыка Европы нашла своё преломление в творчестве местных композиторов.

После периода «золотой лихорадки» сформировался стиль австралийского градостроения, для которого были характерны простота архитектурных форм (прямоугольное здание, окружённое обязательной верандой) в сочетании с чугунным кружевом в обрамлении балконов. В конце XIX в. в строительстве правительственных зданий доминировал помпезный викторианский стиль, типичный образец которого – здание парламента в Мельбурне.

Словом, рубеж веков стал временем утверждения австралийской культуры как сложившегося самостоятельного явления. Подводя итог этим процессам, один из лидеров федеративного движения в Австралии Э. Бартон сказал на одном из митингов в его родном Новом Южном Уэльсе: «Впервые в истории мы имеем нацию для континента и континент для нации».

В целом в канун ХХ в. лозунг «Австралия для австралийцев» приобрёл популярность, и умеренные националисты возглавили движение за создание федерации как средства достижения самостоятельности Австралии. Но это не означало, что во взглядах на её перспективы существовало единство. Лейбористы и радикалы, например, восприняли идеи объединения колоний как заговор правых сил против австралийской демократии. Они опасались, что создание единого правительства приведёт к снижению самоуправления на местах. Возможный же союз колоний виделся им изобретением «толстосумов» для укрепления позиций крупной буржуазии.


Практические шаги на пути создания союза колоний начались в 1881 г. с составления билля о Федеральном совете. Его автор – юрист и государственный деятель из Квинсленда Сэмюэл Гриффит – видел в Федеральном совете орган координации действий в области обороны и отношений с ближайшими соседями. В 1883 г. межколониальная конференция утвердила эти предложения в качестве закона, но сложность финансирования работы Федерального совета, слабая разработка круга его административных полномочий и раздоры между его членами свели на нет влияние этой инстанции. Как считали некоторые современники, «программа Совета была весьма разумна и верна, но она не стала знаменем борьбы». Поэтому, хотя в 1885 г. он был утвержден парламентом Великобритании и в течение шести лет его заседания проводились регулярно, практическая деятельность Федерального совета оказалась мало ощутимой. Во многом это было обусловлено разногласиями, постоянно проявлявшимися в ходе его работы. Спорными оставались проблемы финансирования деятельности Совета, а принцип добровольности подписания законов, исходивших от него, оставлял колониям фактически полную свободу рук, чем воспользовались НЮУ и получившая в 1841 г. административную самостоятельность, но внимательно присматривавшаяся к процессам, происходившим тогда в Австралии, Новая Зеландия, которые почти не участвовали в его заседаниях. Уже в 1889 г. Г. Паркс, чья неутомимая энергия в деле создания союза колоний оставила его в памяти потомков как «отца федерации», предложил создать более действенные органы управления – «федеральный парламент и правительство, наделённые всеми полномочиями по образцу доминиона Канады». Именно в этом направлении и разворачивались все последующие события. Текст Конституции будущего союза был написан сэром С. Гриффитом, одними из главных адвокатов его предложений на заседаниях Конвенции стали популярные политики из НЮУ Г. Паркс и Э. Бартон, их коллега из Виктории А. Дикин.

В ходе обсуждения вопросов федеративного строительства в прессе, на собраниях общественных организаций и объединений и на заседаниях двух Национальных конвенций (1891 и 1897 гг.) с трудом удалось достичь приемлемого для всех участников компромисса по основным проблемам будущего единого австралийского государства. Крайние точки зрения – наподобие ликвидации всех связей с метрополией – участникам конференций сразу удалось отсечь. Призыв известного политика-протекциониста из НЮУ Джорджа Р. Диббса «порвать последнее звено связи с Короной и учредить Республику Австралия» не нашёл поддержки. Согласно мнению большинства, колонии, получая статус штатов и сохраняя полноту власти во внутренних делах, оставались в составе Британской империи. Главой будущей федерации объявлялся правящий монарх в лице представлявшего его генерал-губернатора.

Главный предмет споров Виктории и Нового Южного Уэльса – фискальная политика – получил своё разрешение во введении свободы торговли внутри континента и установлении защиты местной промышленности на внешних рынках. Вопрос о финансировании федерального правительства регулировался также весьма обтекаемо: на 10 лет центру передавалось право распоряжения 1/4 частью консолидированного фонда от сбора всех таможенных пошлин (основного источника доходов) при условии, что 3/4 будут передаваться в распоряжение штатов. Так, по образцу США, назвались бывшие колонии. Так американская конституционная модель стала основой всей федеральной системы Австралии.

К середине XIX в. во всех шести британских колониях были образованы демократические парламенты. А в 1855 г. Новый Южный Уэльс стал первой австралийской колонией, получившей самоуправление. Он оставался частью Британской империи, но правительство распоряжалось большей частью внутренних дел. В 1856 г. самоуправление получили Виктория, Тасмания и Южная Австралия, а в 1859 г. (с момента основания) и Квинсленд, и, наконец, в 1890 г. — Западная Австралия.

Австралийские штаты как самостоятельные субъекты федерации сохраняли своё внутреннее самоуправление и конституции, а также право прямой связи с метрополией; верхняя палата – сенат – мыслилась как гарант соблюдения их прав. Вводилась система разделения властей, и Высокий суд стоял на страже основ Конституции Австралийского Союза (так должно было именоваться новое государство). Из опыта Канады заимствовалось более привычное и удобное для австралийцев сохранение традиционных связей с метрополией и Вестминстерской модели ответственного правительства. Из Швейцарии была взята практика использования всенародного обсуждения (референдума) как средства внесения поправок в «основной закон» страны. В полном соответствии с последним из упомянутых принципов разработанный проект Конституции был вынесен в 1898 г. на референдум. При подведении его итогов выяснилось, что в Новом Южном Уэльсе сторонники федерации не набрали необходимого количества голосов в её пользу. Судьба объединения опять оказалась под вопросом, однако, авторы Конституции пошли на уступки «колонии-матери», а также оговорили особые условия вступления в будущий Союз Западной Австралии, незадолго до этого получившей права самоуправления. Для неё сохранялись на 5 лет внутренние пограничные таможенные тарифы с ежегодным понижением их ставок на 20 %, и за счёт федерального бюджета строилась железная дорога, соединявшая города Аделаиду и Перт. Благодаря этому, второй референдум 1899 г. утвердил новое государственное устройство страны. Последний этап согласования интересов состоялся в Лондоне, куда в 1900 г. приехала делегация ведущих австралийских политиков для того, чтобы добиться утверждения своей Конституции в парламенте Великобритании. После длительных и напряжённых переговоров с Дж. Чемберленом, старавшимся удержать за метрополией как можно больше политических полномочий, билль о Конституции Австралийского Союза (КАС) получил, наконец, силу закона, был подписан королевой Викторией, и с 1 января 1901 г. Австралия начала новую страницу своей истории в новом качестве – федерации 6 штатов: Нового Южного Уэльса, Виктории, Квинсленда, Южной Австралии, Западной Австралии и Тасмании.
 

HSFORUM

Зарегистрированные пользователи получают весь контент в лучшем качестве.
Верх