Знатные племенные предводители — пши, в российской исторической литературе именуемые князьями, наделяли землей и боевым оружием своих постоянных служителей — уорков, называемых в российской литературе дворянами. Среди уорков, в свою очередь, также выделилось несколько рангов: существовали дворяне, подчинявшиеся непосредственно князьям, но они в своей службе тоже опирались на менее знатный класс из мелких дворян, среди которых распределяли полученную от князя землю. Так складывалась типичная феодальная лестница.
В 1843 г., Фредерик Дюбуа Де Монпере, в своём произведении «Путешествие вокруг Кавказа» (раздел «История черкесской нации») писал: «Обычно представляют себе черкесов сборищем разбойников и дикарей без веры и закона; думая так, ошибаются. Современное состояние Черкесии знакомит нас с цивилизацией Германии и Франции во времена их первых королей. Это — образец феодальной рыцарской аристократии средних веков, героической аристократии античной Греции.
Конституция чистейшей воды феодальная; кастовый дух царит такой же строгий, как некогда во Франции и Германии. Князья, дворяне древнего происхождения, отпущенные на волю, крепостные, рабы — вот те пять классов, которые так резко разграничены между собой.
Титул князя, по-черкесски «пшех» или «пши» (pfэ), уже более не приобретается иначе, как по рождению. Поэтому князья, желая сохранить в незапятнанной чистоте свою генеалогию, очень строги в отношении брачных союзов, и неравный брак для них большое бесчестье. Степень их могущества измеряется числом вассалов, родственников и союзников, которых они могли бы поставить под оружие (мы узнаем здесь «скептухов», или «носителей скептра» Гомера и Страбона). Их дочери, если нет сыновей, передают иногда свое княжеское достоинство тем, за которых выходят замуж, но это княжеское звание ниже приобретенного военными подвигами.
Второй класс составляют дворяне или уорк (worq); некоторые из них становятся очень могущественными, вступая в родство с многочисленными семьями; они исполняют обязанности оруженосцев князя и прислуживают ему за столом.
Класс отпущенных на свободу состоит из крепостных, которые получили эту свободу за какие-нибудь услуги или же, проданные в рабство, вернулись с небольшим состоянием и приобрели себе усадьбу; они пользуются одинаковыми правами с дворянами, и свободное состояние переходит их потомству.
Зависимые, или крепостные, составляют четвёртый класс; это те же вассалы Европы во времена феодализма; они живут в полном подчинении воле князя или дворянина, обрабатывая их землю в мирное время и защищая на войне, и эта зависимость переходит от отца к сыну. У каждого из них участок земли и скотина, на которые его властелин не имеет никаких прав; не распространяются его права и на самого вассала или его семью, и если зависимый, или вассал, недоволен своим господином, он свободен уйти от него и устроиться где-либо в другом месте. Только в виде наказания и по суду может господин продать своего крепостного, причем в таких случаях дело должно решаться собранием.
Все эти четыре класса мало различаются между собой своей одеждой и домашней жизнью; можно сказать даже, что между ними царит полное равенство, — настолько власть князя или дворянина над их вассалами мало ощутима; все их влияние основано на доверии, на патриархальном убеждении; вся власть определяется древними обычаями.
Пятый класс — это рабы, или tchohhotl (tliaquatle). Каждый посторонний, который отважится проникнуть в глубь этого края и не сумеет назвать своего кунака или хозяина, может всегда ожидать, что его обратят в раба.
Все князья равны между собой, как равны между собой и дворяне. Во всем этом обширном населении, которое могло бы поставить под оружие, как я говорил, до 100000 войска, ни один человек, с влиянием и хорошей головой, не смог бы образовать сплоченного союза или составить общего плана нападения и защиты: каждый князь, каждый дворянин, даже каждый отпущенный на волю крепостной сам себе господин и слушается только самого себя.
Этот дух независимости и недоверия проявляется в их нравах, характере их жилищ, их законах.»
Отметим, что под именем уздень на Кавказе имеются два различных понятия. В Дагестане под узденями разумеется обширное сословие свободных людей, поселян, живших или самостоятельными сельскими общинами, или находившихся в подчинении различных владетелей на правах подданства. В Кабарде под словом «уздень» понимается высшее сословие, происшедшее от древних родовых старейшин племени адыге (тлякотлеши), с которыми кабардинские князья (пше) вступили в соглашение и признали их права не только на землю, но и на жившее на ней население.
Адыгская знать
Разумеется, без конфликтов между знатью и простолюдинами не могло обходиться. Частые войны, охватывавшие кавказские земли в средневековье и вплоть до XIX в., хотя уносили много жизней адыгских феодалов, в то же время способствовали укреплению влияния знатного класса. Именно феодальная конница составляла главную ударную силу адыгского войска, поэтому трудовой народ был вынужден содержать своих князей и дворян, чтобы уберечься от опустошительных набегов неприятеля. Знать же продолжала обогащаться за счет захвата военной добычи и невольников.
Аул (фото XIX в.)
К концу XVIII в. достаточно четко характеризуется социальный смысл пши. «Наименование пши (князь), – писал знаменитый исследователь Хан-Гирей, – произошло от слова «нахипш» или «выше», который на черкесском языке употребляется обыкновенно для означения высшей степени достоинства. Естественно, что люди, повиновавшиеся, почитали тех, от которых были в зависимости выше себя достоинствами, а потому это название присвоилось классу, облеченному верховною властью».
Как свидетельствуют адаты адыгов, пши имели исключительно большие права и привилегии. «Князь (пши) считается, – писалось в адатах, – главою своего народа (чиле), начальником его вооруженных сил. Народ обязан уважать его как высшего по происхождению, как старшего среди владетельных дворян». Народ беспрекословно подчинялся во всем пши, служил в его дружине, платил ему известной повинностью. За это пши был обязан защищать своих подвластных, предохранять их, так сказать, «от чужеплеменного насилия и внутреннего беспорядка», сохранять целостность его при любых обстоятельствах.
Социально-экономические привилегии обеспечивали пши и господствующую политическую власть. Пши со своим уделом, населенным зависимыми от него уорками и крестьянами различных степеней и категорий, играл во второй половине XVIII в. важнейшую роль в жизни адыгских народов Закубанья. Используя свое право наделять подвластных «уорктыном» («дворянский дар»), куда входили земля, верховой конь, огнестрельное и холодное оружие, а также другие дорогие вещи, пши комплектовал, а затем и обновлял придворный персонал, а также военную дружину, опираясь на которых он и поддерживал свое господство.
Характеризуя подобные действия адыгских пши, Хан-Гирей писал: «Подобные отношения господствующих лиц с частью повинующихся неминуемо должны были последним доставить владычество над большею частью подвластных первым, каковое преимущественно и произвели второй класс, который, завися от князей, служил им на таких условиях, на коих основаны были их преимущества, – служба такого рода произвела звание дворянина (уорка), на черкесском языке означающее в благородном смысле «служитель»».
На высшей ступени сословия уорков находились тлекотлеши (первостепенные дворяне), к которым у «аристократических племен» примыкали диженуго («позолоченное серебро»). У «демократических племен» (шапсуги, абадзехи и натухаевцы), у которых вообще отсутствовали или же в рассматриваемое время уже не были пши, на высшей ступени феодальной лестницы стояли тлекотлеши, которые «почти равнялись в правах своих с князьями» «аристократических племен». Таковыми были: у шапсугов – Абатовы, Шеретлуковы; у абадзехов – Едыговы, Коблевы и другие, у натухаевцев – Супако, Керзеки и другие, у убыхов – Берзеки, Зейсы и другие.
Тлекотлеш аристократического племени – владетель своего аула (уорк куадж) – «повинуется князю, ходит с ним на войну или посылает своих воинов, но кроме уважения к особе князя он не имеет никаких обязанностей» перед ним. Из своей среды тлекотлеши избирали «кодзе» («гуадзэ») в княжеский совет («Валий») и в судьи присяжных («тхьарыӀохас»), которые помогали пши управлять своими уделами. Но среди них были и такие, которые зачастую ограничивали власть самих князей.
Следующую категорию сословия уорков у «аристократических племен» составляли пши-уорки и беслен-уорки (второстепенные дворяне), находившиеся на службе у пши; у «демократических племен» уорки (дворяне второй степени), которые подчинялись тлекотлешам. О происхождении второстепенных дворян «аристократических племен» Хан-Гирей писал: «Князья, видя силу первостепенных дворян, покровительствовавших им тогда только, когда собственные их выгоды того требовали, водворили у себя/дворян второго разряда, дабы тем заменяя услуге первых, оградить себя силою нового класса». Они поддерживали порядок в княжеских имениях, носили княжеское знамя на войне, доводили до народных масс о распоряжениях пши и следили за их выполнением.
За второстепенными дворянами шли уорки-шаутлугусы (дворяне третьей степени). «Сей разряд, – говорил Хан-Гирей, – составляют те дворяне, которые, живя в деревнях владельцев, исправляют у них службу на известных маловажных условиях ... К ним можно причислить и дворян, возводимых феодалами в достоинство мелкого дворянства, а равно и дворян, по бедности своей подчинивших себя другим дворянам и называемых обычно «дворянин дворянина»». Это сословие пополнялось за счет как свободных, так отчасти и зависимых сословий. Получив от феодалов «уорк-тын» за примерную службу, они поселялись близ тлекотлешей и несли в их пользу военную службу.
На низшей ступени феодальной лестницы находились пшекеу (пщы-чэу – княжеская ограда, младший дружинник пши), встречавшиеся, главным образом, у «аристократических племен». Сословие это образовалось и пополнилось из крестьян-общинников и байколов (телохранители пши). Они постоянно служили в княжеской дружине, следили за порядком в имениях пши, за что в свою очередь они пользовались защитой последних.
К господствующей знати адыгов принадлежали также хануко (султаны, выходцы из Крыма), которые пользовались среди адыгов почетом, но не обладали в полной мере экономическими и политическими правами; служители ислама (эфенди, муллы и муэдзины), поддерживающие пши и уорков в укреплении их владычества «над умами народа».
Трудовые массы адыгов (около 95 % населения) были представлены различными категориями крестьянства. «Господствующий класс в Черкесии, – писал Хан-Гирей, имея в виду их происхождение, – почитая ... земледельческие работы постыдными для своего сана, в древние времена предоставлял наемным людям, но не мог всегда удовлетворять свои нужды в домашних услугах, нанимая вольных, что и должно было произвести особенный класс людей, предназначенных для домашних работ».
На низшей ступени крестьянства находились унауты (рабы), происходившие главным образом из пленных крестьян, из наказанных феодалами за различные проступки крестьян. Они являлись полной собственностью владельца, несли в пользу его «повинности натурой», жили «вместе с ним», исполняли «его домашние распоряжения», работали и смотрели «за всем его хозяйством», находились «в услужении при нем и его семействе». Личность унаутов никем не защищалась. Владелец имел право поступить с ними так, как ему хотелось, и не нес за это никаких наказаний. Они нужны были ему не только для эксплуатации, но и для продажи на невольничьих рынках Ближнего Востока. «Мы не способны служить и не можем жить на земле без этих невольников», – говорили адыгские феодалы.
Несмотря на наличие рабского труда, основной производительной силой среди адыгов во второй половине XVIII в. выступали феодально-зависимые крестьяне. Основную массу эксплуатируемой части его составляли пшитли (крепостные), которые произошли от пленных, унаутов и общинников. Как и унауты, пшитли являлись полной собственностью феодалов, но в отличие от них они имели свое имущество, вели свое хозяйство, обладали некоторыми правами на обзаведение своей семьей.
Пшитлю принадлежало право «постоянного пользования имуществом» (землей, орудиями труда) феодала, право же собственности на них – владельцу, а право распоряжения ими зависело «от взаимного их согласия». В пользу феодалов они выполняли барщину и платили оброк – самые тяжелые и обременительные для них. В результате на долю пшитлей приходилось гораздо меньше половины того, что производили они. Если к этому добавить, что пшитли платили в пользу духовенства 1/10 мерку хлеба, меда, яиц и луковиц, 1 голову от 60 голов скота и лошадей, от 100 овец и т. д., становилось очевидным их тяжелое положение.
По адатам пшитль мог выкупиться, но если это и случалось, ему все же не удавалось избавиться от феодальной зависимости. Иногда владельцы предоставляли свободу пшитлю «за особое усердие и добросовестный труд», но с условием, что он, выучившись арабской грамоте, поминал затем «в молитвах своего благодетеля», следил за его детьми «до их совершеннолетия», то есть опять-таки он оставался в зависимом положении.
Третьей категорией зависимого крестьянства являлись оги (Ӏэгу) – переходные от крепостного сословия к классу свободных земледельцев, образовавшиеся отчасти от пшитлей и тфокотлей, подчинившихся по различным причинам пши или тлекотлешам. Оги жили отдельно, имели «свою собственность» и пользовались ею «по своему усмотрению». Они пользовались правом обзавестись своей семьей «наравне со всяким свободным человеком». В пользу феодалов они несли «условную повинность» – отдавали владельцам за пару запряженных в плуг быков – 1 арбу проса, по 6 мешков урожая пшеницы, ячменя и полбы, по 1 голове из 30 штук скота, 10 штук овец и 10 штук пчелосемей. Для владельца оги траву косили 3 дня, собирали сено и перевозили его в имение феодала. При выдаче дочери замуж ог дарил владельцу пару быков и одну корову. Когда женился сын феодала, ог принимал у себя невесту и содержал ее, за что владелец преподносил затем огу ценный подарок. В отличие от пшитлей, основной рентой которых была отработочная и барщинная, они отбывали продуктовую ренту, что больше соответствовало индивидуальному мелкокрестьянскому способу производства – более высокому уровню развития производительных сил и общественных отношений.
За огами шли азаты (вольноотпущенники), образовавшиеся из тех крепостных, которые выкупили себе свободу, или же были отпущены владельцами по религиозным мотивам (для моления богу о спасении души феодала после смерти его). Азаты формально были лично свободны, но фактически оставались в зависимости от феодала. Периодически получая землю от владельцев, азаты выполняли продуктовую ренту, но в меньших размерах, чем оги. Однако эта зависимость не означала, что они оказались вторично закрепощенными. Наличие у азатов известной самостоятельности приближало их к тфокотлям как в экономическом, так и в правовом отношении. Но, несмотря на это, в общественных делах с ними считались не в такой степени, как с тфокотлями, в результате чего они были вынуждены довольствоваться положением духовного служителя.
Основную массу адыгского населения в рассматриваемое время составляли тфокотли (свободные общинники), «сильные своей многочисленностью, могущественные своим производительным трудом». Будучи неоднородной массой и составляя переходный класс, тфокотли переживали процесс дифференциации. В то время как незначительная часть их пробивалась в дворянское сословие, подавляющее большинство оставалось источником для пополнения зависимых категорий.
Тфокотли приносили пши и уоркам «добровольные, но значительные пожертвования». При пахоте, жатве и сенокосе, а иногда и при вывозе леса феодалы использовали и «свободный простой народ». Продолжительность работы их на феодала адаты определяли максимум 3 дня в год, но в действительности этот договор нарушался владельцами. «В случае необходимости, – говорится в адатах, – народ приглашается вновь». При разделе имущества между братьями тфокотль давал «своему владельцу столько волов, сколько дворов или дымов составилось из одного семейства». При выдаче дочери замуж тфокотль отдавал владельцу «пару волов». Феодал штрафовал тфокотля, если он не уплатил установленные адатами взносы – например, на охоте добыл оленя и не принес владельцу известную часть мяса (бгэ) и прочее. Тфокотли несли воинскую повинность, составляя основной контингент княжеского войска.
Из данной характеристики социальных отношений видно, что во второй половине XVIII в. в адыгском обществе наблюдалась сложная структура социально-классовых отношений, отличавшаяся наличием эксплуататорских и эксплуатируемых классов – слоев. Это соответствовало господствовавшим тогда среди адыгов раннефеодальным отношениям.
Разорившиеся простые люди потом были вынуждены просить у феодалов в долг продукты и фураж и если не могли вовремя расплатиться, становились у знати крепостными. Эти процессы возвышения феодально-племенной знати и подавления простого народа происходили у большинства адыгских племен до середины XIX в. и были прекращены в связи с присоединением Северного Кавказа к Российской империи, когда реальная власть перешла в руки уже царских чиновников.
Цуг (Тагир) Теучеж (1855 – 1940 гг.) – один из последних адыгских (бжедугских) народных певцов
У адыгов отсутствовала какая-либо единая делопроизводственная система, из-за чего, в свою очередь, не выработалась и собственная адыгская письменность. В период распространения Ислама адыги для чтения религиозных текстов использовали арабский язык, которым владели, однако, почти исключительно люди духовных профессий: муллы и учителя исламских школ. Абсолютное большинство этноса: как простой народ, так и знатные люди, если и владело арабской письменностью, то лишь для того чтобы читать Коран, при этом не понимая значения основной части арабских слов. Только в XIX в. как некоторыми просвещенными адыгами (Умар Берсей), так и представителями интересовавшейся культурой Кавказа русской интеллигенции стали предприниматься попытки составления собственно адыгского алфавита, однако попытки внедрить новую письменность в практическое использование оказывались безуспешными.
Тем не менее, по народным песням, сохранившимся к советскому времени, когда над изучением культуры и истории адыгского этноса стали работать профессиональные специалисты, стало вполне возможным исследовать далекое прошлое народа, особенности его уклада жизни, отношения внутри отдельных адыгских племен, отношения племен друг с другом, а также с другими народами.
Черкесия (историческая территория расселения адыгского этноса) в период наибольшего своего расширения (XVI в.)
В Кабарде разделение населения на аристократию и трудовой народ было в сравнении с другими адыгскими областями Кавказа особенно сильным. У кабардинцев в XVI — XVIII вв. высший совет князей и дворян выбирал также верховного князя — Пщышхуэ.
Весьма острые формы конфликт между феодалами и трудовым населением принял в XIX в. у племени бжедугов, населяющим степные и лесостепные районы по левому берегу реки Кубань в ее нижнем течении. Этому способствовал тесный контакт бжедугов с русскими, обосновавшимися на правобережье Кубани в конце XVIII в., где была выстроена Кубанская укрепленная линия. На русских меновых дворах бжедуги вели активную торговлю, поставляя на российский рынок просяное зерно, молочные продукты, шерсть, одежду, украшения. Некоторые особенно предприимчивые селяне богатели на торговых операциях с русскими и начинали теснить влияние своих феодалов, традиционно считавших торговлю, кроме продажи захваченной на войне добычи, недостойным аристократа занятием. С другой стороны, самодержавно-помещичья Россия в случае конфликта феодалов с простым народом всегда вставала на сторону первых. Разбогатевшие сельские обыватели в Бжедугии, превратившиеся в новую прослойку, еще не потерявшую тесной связи со средой, из которой вышли, постоянно становились во главе антифеодальных народных выступлений. Бжедугские князья звали на помощь в войнах с простолюдинами российские войска. Об этих событиях тоже дошел ряд народных песен.
В частности, известная песня о Бзиюкской битве (Бзиикъозау; 29 июня 1796 г. у речки Бзиюк в балке Негиде (в районе нынешней станицы Новодмитриевской и посёлков Афипский и Энем) сошлись два войска), повествующей о сражении бжедугского войска, возглавляемого князьями, с ополчением шапсугов на реке Бзиюк.
Памятник Бзиюкской битве в Северском районе Краснодарского края
Черкесская аристократия
Адыги-горцы, у которых социальное расслоение не достигало таких крайних форм, как у равнинных адыгов, тем не менее, тоже слагали песни о героях, умевших обуздать слишком сильно возгордившихся знатных людей. Так, шапсугские певцы увековечили имя народного предводителя Кочаса Хатха — охотника, выступавшего за справедливость и пресекавшего попытки аристократов перейти в своих действиях за рамки неписаных обычаев. Кочас Хатх враждовал с князем племени хатукайцев Дауепш-ханом, который однажды выследил его, когда он был один, и напал со своим отрядом. Хатх Кочас погиб, но прежде чем был убит, успел нанести смертельный удар и самому князю.