На протяжении длительного времени казачество играло заметную роль во внешней и даже во внутренней политике мусульманских государств Северного Причерноморья — Крымского ханства и Османской империи. Эти государства оказали существенное влияние на становление и развитие казачьих сообществ, на формирование их системы ценностей и воинской культуры, дипломатического искусства и политического кругозора, на освоение казаками пограничного пространства, на отношения одних казачьих войск с другими войсками, на формирование новых казачьих войсковых образований, а также на отношения казаков с другими государствами, и не только с Россией.
Среди казачьих сообществ, многократно воевавших и мирившихся со Стамбулом и с Бахчисараем, выделяются казаки-запорожцы (Войско Запорожское Низовое) и донские казаки (Войско Донское). Речь идет о длительном историческом периоде — (второй половине XVI в. — XVIII в.), в течение которого стратегически и кардинально менялись содержание и характер указанных взаимоотношений.
Во второй половине XVII в. появилось немало внешних и, по сути, конфликтных факторов, прагматично подталкивавших их к подобным новациям (в жизни как донцов, так и запорожцев: образование Гетманской Украины и ее вхождение в состав Российского царства, Вечный мир с Речью Посполитой, восстание С. Разина, церковный раскол/движение донских старообрядцев и прочее).
Оценивая роль Москвы во внутренней жизни и внешней активности казачьих сообществ Дона как ведущую, и Днепра — как важную, но не доминирующую по крайней мере до конца 1650-х — 1660-х гг. (регулярное царское жалованье казакам, формальное признание последними подданства русского царя, военная служба донцов, и в значительно меньшей степени запорожцев), необходимо одновременно признать, что казачьи (войсковые) интересы временами не только не совпадали с планами/действиями Российского государства, но и противоречили им, вызывая сопротивление запорожцев и донцов возраставшему контролю Москвы над их жизнью.
Следует также отметить существенную разницу в восприятии Бахчисараем связей Москвы с донцами и запорожцами. Если первые однозначно признавались российскими подданными, а донской вопрос регулярно входил в повестку русско-крымских переговоров, то днепровские казаки до середины XVII в. считались подданными польского короля, а затем стали объектом самостоятельных внешнеполитических амбиций крымских ханов. Бахчисарай долгое время категорически отказывался признавать вхождение в состав России казацкой Украины и сюзеренитет Москвы над Запорожской Сечью. Лишь в 1681 г. в ходе переговоров о заключении Бахчисарайского перемирия хан Мурад Герай продемонстрировал готовность считать Запорожье российским владением, однако при подтверждении договора османской стороной в следующем году этот пункт был исключен из текста подтвердительной султанской грамоты. Порта, а следовательно, и Крым признали Сечь царским владением лишь по Константинопольскому миру 1700 г.
На протяжении веков казаки и крымцы активно вырабатывали различные формы культуры пограничных взаимоотношений, носивших как конфронтационный, так и без конфронтационный характер. Без их анализа невозможно системно уяснить роль и место казачьей проблемы во внешней политике ханства. «Дружественные» отношения казаков с Крымским ханством и с Османской империей порождали торговые и дипломатические связи, военно-политические союзы, гибкие формы и способы решения пограничных конфликтов, а также, что более существенно, переход казаков в подданство к Гераям и к туркам-османам — как индивидуальный, так и групповой. В последнем случае речь идет о бегстве казаков к крымцам и к туркам, зачастую сопровождавшемся переходом казаков в ислам.
На одно из первых мест здесь выходит торгово-экономическая составляющая, хотя для донцов и запорожцев она имела неодинаковое значение. Донские казаки больше зависели от османского Азова и, договаривались с тамошними властями об условиях рыбного лова в регионе, стремясь попадать в город-крепость всеми правдами/неправдами. Так активизировались торговые контакты сторон: казаки отправлялись в Азов, турки — в Черкасск; предметами торговли становились «всякие товары и харчи», скот, дрова.
Гораздо большее значение торгово-экономические отношения были развиты между крымцами и днепровскими казаками, которые, несмотря на постоянные стычки и конфликты, вели активную хозяйственно-экономическую деятельность. Это являлось мощным фактором не только формирования взаимной терпимости, но и сотрудничества, без которого невозможно было обеспечение самых необходимых жизненных потребностей в условиях слабой хозяйственной освоенности территорий Северного Причерноморья. Так, в мирные годы запорожцы не протестовали против кочевок татарских стад в пределах «Запорожских Вольностей» (территория владений Запорожской Сечи), особенно когда в Крыму случался неурожай, в свою очередь крымские и османские власти разрешали казакам заниматься рыбной ловлей в Днепровских лиманах и устье Днепра.
Русско-турецкий договор 1682 г. закреплял за османскими и крымскими властями право взимать пошлины с казаков, ходивших на добычу соли и ловлю рыбы в султанские и ханские владения, что вызывало особое недовольство запорожцев, свидетельствуя о важности для них рыбных промыслов в низовьях Днепра. Частично эти поборы были отменены ханом в 1686 г. (на добычу соли Селим Герай I обещал выхлопотать позволение султана). Добытую в крымских владениях соль казаки привозили на продажу в Переволочну, на южную границу Гетманщины.
Торговля между сечевыми казаками и турецко-татарским населением в мирные времена была, судя по всему, вполне обычным делом. Так, побывавший на Сечи летом 1677 г. царский посланник В. Перхуров сообщал, что «турецкие де люди с ними запорожцы меж себя съезжаютца и торги всякими торгуют поволною торговлею». Сохранилось также свидетельство о роли Запорожья как важного транзитного торгового пункта, в том числе и для Крыма: в 1686 г. в Казыкермен прибыли чумаки из Сечи, которые, по всей видимости, гнали к Перекопу скот на продажу.
Острая необходимость ведения хозяйственной деятельности, в том числе с целью пополнения запасов продовольствия, в свою очередь, подталкивала запорожцев к заключению с ханством и представителями османской администрации в регионе временного перемирия даже в самые острые конфронтационные периоды.
Так, в июне 1676 г. сечевики писали русскому воеводе Г.Г. Ромодановскому, что заключили перемирие с гарнизонами османских крепостей на Днепре и Очакова до ноября (день св. архистратига Михаила), «дабы волной проход был в войску на низ по соль и по иные добычи, понеж зело великие налоги имеем от неприятелей», а продлив его в следующем 1677 г., заявляли царскому посланцу Е. Шестакову, что мир нужен им из-за того, что войску «голодно и добычи никакой и запасов не было», в связи с чем казакам необходимо «волно итти на промыслы к морю и по рекам для соли и для рыбные ловли». Более того, такой экономический фактор, как зависимость Сечи от поставок хлеба извне, мог служить дополнительным рычагом для крымских властей в их попытках установить свой политический протекторат над запорожцами. В марте 1674 г. запорожцы грозили русским посланникам — подьячему Семену Щеголеву и Василию Чадуеву, что если гетман по царскому указу запретит везти на Сечь хлеб, то «сыщут де они себе и иного государя, дадут им и крымские мещане хлеба и ради им будут, чтоб толко имали, тако ж, как во время Суховеева гетманства давали им всякой хлеб из Перекопа». Бахчисарай, таким образом, при определенных условиях был готов взять на себя роль поставщика необходимого казакам продовольственного ресурса.
Даже простейшие разновидности добрососедских отношений между казачьими общинами Днепро-Донского региона и Крымским ханством не могли существовать без элементарных форм дипломатической коммуникации. Более значительно в их развитии продвинулись запорожцы.
Официальным языком дипломатической переписки между Крымом и Сечью в течение всего XVII в. оставался польский язык. Сама переписка до середины XVII в. осуществлялась от имени крымского хана и запорожского гетмана, который проводил в Сечи длительное время, позднее — между кошевым атаманом и ханским везиром, либо в особенно важных случаях — самим ханом. От запорожско-крымского союза 1624 г. сохранился уникальный текст присяги калги Шагин Герая (копия «присяжного листа» на польском языке), в которой он, как «царь крымский», именем пророка Мухаммада гарантировал «гетману, есаулам, атаманам и всему войску» сохранение мира и выдачу тех татар «с женами и детьми», которые будут его нарушать. Того же Шагин Герай требовал и от казаков. Кроме того, он обещал оказывать запорожцам помощь против любого неприятеля взамен на подобные же обязательства с их стороны.
Примерно в 1627 г. крымский хан Джанибек Герай обращался ко «мне весьма ласковому пану гетману, другу моему и всем друзьям моим, как старшим, так и молодым», имея в виду запорожских казаков, а в 1680 г. И. Cерко писал везиру крымского хана Ахмед-аге, называя его «ясновельможным милостивым паном».
Во второй половине XVII в. устанавливаются самостоятельные дипломатические отношения запорожцев с крымским ханом. Так, весной 1682 г. хан Мурад Герай писал на кош атаману Трофиму Волошенину и сечевикам с упреком за мелкие пограничные разбои в мирное время, когда по его приказу крымцам «учинили заказ крепкой, чтоб им не воровать». Одновременно хан предлагал запорожцам быть в «дружбе» как раньше, когда обе стороны помогали друг другу военной силой, и просил в знак возобновления этого союза прислать ему 1000 конных казаков для похода на «черкес» («есть у нас дело под Черкесскими городами»), обещая, что взамен, «коли Бог даст, вам понадобятся ратные люди, и у нас будут тотчас готовы». Запорожцы, однако, отказались от союза и отправки войска. А побывавший на Сечи русский стрелец Иван Григорьев описал переговоры и церемонию заключения договора между ханом и сечевиками, произошедшую в 1689 г. Ханский лист с предложениями о мире и территориальных уступках в пользу войска для свободных «рыбных» и «звериных» промыслов (с обязательством «очистить» для него и землю на р. Самаре, где был поставлен царский город Новобогородицк) был «чтен всем вслух». Некоторое время спустя казаки согласились заключить союз на условиях вольных промыслов в крымских владениях и нейтралитета в случае похода татар на Россию. Хан прислал на кош мурзу в сопровождении 20 янычар, после чего состоялась взаимная присяга: запорожцы «целовали крест, а мурза с янычены за хана шертовали на Куране».
Дипломатические связи такого уровня долгое время отсутствовали во взаимоотношениях донцов и крымцев. Взаимные связи резко активизировались под влиянием выступления Степана Разина. В 1668 г. С.Т. Разин предполагал завязать контакты с крымским ханом Адиль Гераем при посредничестве ногайца Исупа-мурзы: «И хан де тому мурзе в прошенье войска не поверил, а говорил, что они изменники и верить им не можно». Налицо — вынужденная инициатива Разина по налаживанию связей с крымским двором, чего раньше не наблюдалось в истории взаимоотношений донцов и Крымского ханства. Вскоре связи ханов Адиль Герая, а затем и Селима Герая I с мятежным атаманом и другими повстанцами вышли на новый уровень — включая в себя отправку на Дон ханских писем, изъятых Москвой из войскового архива только в 1673 г.
Незаключение возможного союза Крыма и повстанческой части Войска Донского определялось, в числе других причин, их взаимным недоверием. Вместе с тем крымские послы в Москве Сефер-ага и Мустафа-ага 11 октября 1670 г. уведомили дьяка Посольского приказа Я. Поздышева о готовности хана Адиль Герая, ссылаясь на его грамоту, помочь царю Алексею Михайловичу подавить восстание: «И буде те воры не усмирятца, а поволит царское величество ханову величеству их усмирить, и ханово де величество усмирит их вскоре». Между тем связи ханского двора с донскими казаками получили новый импульс уже после отрешения от власти Адиль Герая весной 1671 г. Показательным было намерение нового крымского хана Селима Герая I ударить в том же году «ему с Стенькою и с астраханскими и с нагайскими татары и со всем Крымом. на Московское государство войною».
Важной составляющей дипломатических контактов между казачеством и Крымом являлся обмен пленными. С этой целью Войско Низовое заключало с Крымом и османской администрацией Казыкермена кратковременное перемирие, и стороны обменивались заложниками — аманатами. Запорожские аманаты могли ожидать окончания обмена в Казыкермене, крымские (турки или татары) — на Сечи. Совершая степные и морские походы, донские казаки, как и запорожцы, регулярно захватывали в Крыму и на Кубани полон, увозя его на Дон. Наиболее известным местом проведения подобных операций был Окупной Яр близ Азова, где, несмотря на отдельные конфликты, обмены пленными происходили без каких-либо эксцессов.
Правда, в ходе ряда нападений на Крым (к примеру, в 1655 г.) донцы полон не брали, что вызвало своеобразную реакцию: «как де наперед сего донские казаки хаживали на море, и они де только полон имали; а ныне везде людей побивают, и села и деревни жгут». Регулярно встречается информация о том, что донцам удавалось за время только одного похода захватывать по нескольку сот невольников и даже больше: «... И в том де походе взяли ясырю Турского и Крымского мужского и женского полу з 2000 человек ...», — сообщал казачий атаман К. Петров в расспросных речах от 17 сентября 1659 г. по итогам похода на крымские улусы, под Кафу, Балыклею и Керчь. Мусульманский «ясырь» предназначался, как правило, для продажи, в том числе торговцам из Московского царства.
Длительное сосуществование и тесное взаимодействие с иноверными и иноэтничными казачьими сообществами Дона и Днепра привели к выработке у крымцев определенных моделей их восприятия и форм взаимодействия. Более терпимым было отношение Бахчисарая к запорожцам, предусматривавшее различные формы политического сотрудничества: протекцию над Сечью со стороны хана, с сохранением последней своей культурной и организационной автономии; длительную службу запорожцев в ханских войсках (1630-е гг.) и существование Ханской Украины, когда традиционный уклад днепровских казаков мог сохраняться не только под властью мусульманского правителя, но и на его территории.
Частным проявлением такого взаимодействия стало появление в Крыму выходцев из днепровского казачества, которые «обусурманились», приняли ислам. Характерно, что по этому пути шли не только пленные, желавшие облегчить свою участь и не быть проданными в рабство, но и те, кто бежал (по разным причинам) в османские города Причерноморья и Крым. Источники фиксируют значительное число беглецов уже в 1620-е гг. В конце 1668 г. на Украине ходили слухи, что избранный запорожцами и признавший верховную власть хана гетман П. Суховей «обусурманился и дали ему имя по татарски Шамай», по другой версии — Ашпат-мурза.
Казаки-ренегаты выходили и из донской среды, хотя подобные примеры чаще всего фиксировались применительно к бегству казаков в османский Азов. Причем уход казаков в Азов не означал немедленной казни «изменников» в случае их обратного возвращения на Дон. Хотя, по всей видимости, это относилось к «обычным» обратным «переметчикам». Вот свидетельство бывшего на Дону полуголовы московских стрельцов В. Волжинского в Посольском приказе от 18 ноября 1675 г.: «И в то время от казаков к азовцам перекинулись с ведомостью два человека. Да и в ыные де времена какое великого государя дело зайдет, или присланы бывают о каких промыслех великого государя грамоты, и от казаков бывают в Азов переметчики. И ж(и)в(я) в Азове года по два и по три, приезжают назад в Азов, а казни тем людем казаки … толко по своему казачью приговору чинят тех людей лысым(и), естли с кем учнет бранитца, и ево волно бить, а суда не давать». Согласно показаниям донского казака И. Глистина за 1689 г., в ханском войске имелось несколько казаков, незадолго до того бежавших с Дона в Крым и там «обусурманившихся». В ответ на предложение князя В.В. Голицына выдать беглецов хан отказался на том основании, что казаки приняли ислам, «и оттого им стало сытно».
Среди казачьих сообществ, многократно воевавших и мирившихся со Стамбулом и с Бахчисараем, выделяются казаки-запорожцы (Войско Запорожское Низовое) и донские казаки (Войско Донское). Речь идет о длительном историческом периоде — (второй половине XVI в. — XVIII в.), в течение которого стратегически и кардинально менялись содержание и характер указанных взаимоотношений.
Во второй половине XVII в. появилось немало внешних и, по сути, конфликтных факторов, прагматично подталкивавших их к подобным новациям (в жизни как донцов, так и запорожцев: образование Гетманской Украины и ее вхождение в состав Российского царства, Вечный мир с Речью Посполитой, восстание С. Разина, церковный раскол/движение донских старообрядцев и прочее).
Следует также отметить существенную разницу в восприятии Бахчисараем связей Москвы с донцами и запорожцами. Если первые однозначно признавались российскими подданными, а донской вопрос регулярно входил в повестку русско-крымских переговоров, то днепровские казаки до середины XVII в. считались подданными польского короля, а затем стали объектом самостоятельных внешнеполитических амбиций крымских ханов. Бахчисарай долгое время категорически отказывался признавать вхождение в состав России казацкой Украины и сюзеренитет Москвы над Запорожской Сечью. Лишь в 1681 г. в ходе переговоров о заключении Бахчисарайского перемирия хан Мурад Герай продемонстрировал готовность считать Запорожье российским владением, однако при подтверждении договора османской стороной в следующем году этот пункт был исключен из текста подтвердительной султанской грамоты. Порта, а следовательно, и Крым признали Сечь царским владением лишь по Константинопольскому миру 1700 г.
На одно из первых мест здесь выходит торгово-экономическая составляющая, хотя для донцов и запорожцев она имела неодинаковое значение. Донские казаки больше зависели от османского Азова и, договаривались с тамошними властями об условиях рыбного лова в регионе, стремясь попадать в город-крепость всеми правдами/неправдами. Так активизировались торговые контакты сторон: казаки отправлялись в Азов, турки — в Черкасск; предметами торговли становились «всякие товары и харчи», скот, дрова.
Гораздо большее значение торгово-экономические отношения были развиты между крымцами и днепровскими казаками, которые, несмотря на постоянные стычки и конфликты, вели активную хозяйственно-экономическую деятельность. Это являлось мощным фактором не только формирования взаимной терпимости, но и сотрудничества, без которого невозможно было обеспечение самых необходимых жизненных потребностей в условиях слабой хозяйственной освоенности территорий Северного Причерноморья. Так, в мирные годы запорожцы не протестовали против кочевок татарских стад в пределах «Запорожских Вольностей» (территория владений Запорожской Сечи), особенно когда в Крыму случался неурожай, в свою очередь крымские и османские власти разрешали казакам заниматься рыбной ловлей в Днепровских лиманах и устье Днепра.
Русско-турецкий договор 1682 г. закреплял за османскими и крымскими властями право взимать пошлины с казаков, ходивших на добычу соли и ловлю рыбы в султанские и ханские владения, что вызывало особое недовольство запорожцев, свидетельствуя о важности для них рыбных промыслов в низовьях Днепра. Частично эти поборы были отменены ханом в 1686 г. (на добычу соли Селим Герай I обещал выхлопотать позволение султана). Добытую в крымских владениях соль казаки привозили на продажу в Переволочну, на южную границу Гетманщины.
Торговля между сечевыми казаками и турецко-татарским населением в мирные времена была, судя по всему, вполне обычным делом. Так, побывавший на Сечи летом 1677 г. царский посланник В. Перхуров сообщал, что «турецкие де люди с ними запорожцы меж себя съезжаютца и торги всякими торгуют поволною торговлею». Сохранилось также свидетельство о роли Запорожья как важного транзитного торгового пункта, в том числе и для Крыма: в 1686 г. в Казыкермен прибыли чумаки из Сечи, которые, по всей видимости, гнали к Перекопу скот на продажу.
Так, в июне 1676 г. сечевики писали русскому воеводе Г.Г. Ромодановскому, что заключили перемирие с гарнизонами османских крепостей на Днепре и Очакова до ноября (день св. архистратига Михаила), «дабы волной проход был в войску на низ по соль и по иные добычи, понеж зело великие налоги имеем от неприятелей», а продлив его в следующем 1677 г., заявляли царскому посланцу Е. Шестакову, что мир нужен им из-за того, что войску «голодно и добычи никакой и запасов не было», в связи с чем казакам необходимо «волно итти на промыслы к морю и по рекам для соли и для рыбные ловли». Более того, такой экономический фактор, как зависимость Сечи от поставок хлеба извне, мог служить дополнительным рычагом для крымских властей в их попытках установить свой политический протекторат над запорожцами. В марте 1674 г. запорожцы грозили русским посланникам — подьячему Семену Щеголеву и Василию Чадуеву, что если гетман по царскому указу запретит везти на Сечь хлеб, то «сыщут де они себе и иного государя, дадут им и крымские мещане хлеба и ради им будут, чтоб толко имали, тако ж, как во время Суховеева гетманства давали им всякой хлеб из Перекопа». Бахчисарай, таким образом, при определенных условиях был готов взять на себя роль поставщика необходимого казакам продовольственного ресурса.
Даже простейшие разновидности добрососедских отношений между казачьими общинами Днепро-Донского региона и Крымским ханством не могли существовать без элементарных форм дипломатической коммуникации. Более значительно в их развитии продвинулись запорожцы.
Официальным языком дипломатической переписки между Крымом и Сечью в течение всего XVII в. оставался польский язык. Сама переписка до середины XVII в. осуществлялась от имени крымского хана и запорожского гетмана, который проводил в Сечи длительное время, позднее — между кошевым атаманом и ханским везиром, либо в особенно важных случаях — самим ханом. От запорожско-крымского союза 1624 г. сохранился уникальный текст присяги калги Шагин Герая (копия «присяжного листа» на польском языке), в которой он, как «царь крымский», именем пророка Мухаммада гарантировал «гетману, есаулам, атаманам и всему войску» сохранение мира и выдачу тех татар «с женами и детьми», которые будут его нарушать. Того же Шагин Герай требовал и от казаков. Кроме того, он обещал оказывать запорожцам помощь против любого неприятеля взамен на подобные же обязательства с их стороны.
Примерно в 1627 г. крымский хан Джанибек Герай обращался ко «мне весьма ласковому пану гетману, другу моему и всем друзьям моим, как старшим, так и молодым», имея в виду запорожских казаков, а в 1680 г. И. Cерко писал везиру крымского хана Ахмед-аге, называя его «ясновельможным милостивым паном».
Во второй половине XVII в. устанавливаются самостоятельные дипломатические отношения запорожцев с крымским ханом. Так, весной 1682 г. хан Мурад Герай писал на кош атаману Трофиму Волошенину и сечевикам с упреком за мелкие пограничные разбои в мирное время, когда по его приказу крымцам «учинили заказ крепкой, чтоб им не воровать». Одновременно хан предлагал запорожцам быть в «дружбе» как раньше, когда обе стороны помогали друг другу военной силой, и просил в знак возобновления этого союза прислать ему 1000 конных казаков для похода на «черкес» («есть у нас дело под Черкесскими городами»), обещая, что взамен, «коли Бог даст, вам понадобятся ратные люди, и у нас будут тотчас готовы». Запорожцы, однако, отказались от союза и отправки войска. А побывавший на Сечи русский стрелец Иван Григорьев описал переговоры и церемонию заключения договора между ханом и сечевиками, произошедшую в 1689 г. Ханский лист с предложениями о мире и территориальных уступках в пользу войска для свободных «рыбных» и «звериных» промыслов (с обязательством «очистить» для него и землю на р. Самаре, где был поставлен царский город Новобогородицк) был «чтен всем вслух». Некоторое время спустя казаки согласились заключить союз на условиях вольных промыслов в крымских владениях и нейтралитета в случае похода татар на Россию. Хан прислал на кош мурзу в сопровождении 20 янычар, после чего состоялась взаимная присяга: запорожцы «целовали крест, а мурза с янычены за хана шертовали на Куране».
Незаключение возможного союза Крыма и повстанческой части Войска Донского определялось, в числе других причин, их взаимным недоверием. Вместе с тем крымские послы в Москве Сефер-ага и Мустафа-ага 11 октября 1670 г. уведомили дьяка Посольского приказа Я. Поздышева о готовности хана Адиль Герая, ссылаясь на его грамоту, помочь царю Алексею Михайловичу подавить восстание: «И буде те воры не усмирятца, а поволит царское величество ханову величеству их усмирить, и ханово де величество усмирит их вскоре». Между тем связи ханского двора с донскими казаками получили новый импульс уже после отрешения от власти Адиль Герая весной 1671 г. Показательным было намерение нового крымского хана Селима Герая I ударить в том же году «ему с Стенькою и с астраханскими и с нагайскими татары и со всем Крымом. на Московское государство войною».
Важной составляющей дипломатических контактов между казачеством и Крымом являлся обмен пленными. С этой целью Войско Низовое заключало с Крымом и османской администрацией Казыкермена кратковременное перемирие, и стороны обменивались заложниками — аманатами. Запорожские аманаты могли ожидать окончания обмена в Казыкермене, крымские (турки или татары) — на Сечи. Совершая степные и морские походы, донские казаки, как и запорожцы, регулярно захватывали в Крыму и на Кубани полон, увозя его на Дон. Наиболее известным местом проведения подобных операций был Окупной Яр близ Азова, где, несмотря на отдельные конфликты, обмены пленными происходили без каких-либо эксцессов.
Правда, в ходе ряда нападений на Крым (к примеру, в 1655 г.) донцы полон не брали, что вызвало своеобразную реакцию: «как де наперед сего донские казаки хаживали на море, и они де только полон имали; а ныне везде людей побивают, и села и деревни жгут». Регулярно встречается информация о том, что донцам удавалось за время только одного похода захватывать по нескольку сот невольников и даже больше: «... И в том де походе взяли ясырю Турского и Крымского мужского и женского полу з 2000 человек ...», — сообщал казачий атаман К. Петров в расспросных речах от 17 сентября 1659 г. по итогам похода на крымские улусы, под Кафу, Балыклею и Керчь. Мусульманский «ясырь» предназначался, как правило, для продажи, в том числе торговцам из Московского царства.
Частным проявлением такого взаимодействия стало появление в Крыму выходцев из днепровского казачества, которые «обусурманились», приняли ислам. Характерно, что по этому пути шли не только пленные, желавшие облегчить свою участь и не быть проданными в рабство, но и те, кто бежал (по разным причинам) в османские города Причерноморья и Крым. Источники фиксируют значительное число беглецов уже в 1620-е гг. В конце 1668 г. на Украине ходили слухи, что избранный запорожцами и признавший верховную власть хана гетман П. Суховей «обусурманился и дали ему имя по татарски Шамай», по другой версии — Ашпат-мурза.
Казаки-ренегаты выходили и из донской среды, хотя подобные примеры чаще всего фиксировались применительно к бегству казаков в османский Азов. Причем уход казаков в Азов не означал немедленной казни «изменников» в случае их обратного возвращения на Дон. Хотя, по всей видимости, это относилось к «обычным» обратным «переметчикам». Вот свидетельство бывшего на Дону полуголовы московских стрельцов В. Волжинского в Посольском приказе от 18 ноября 1675 г.: «И в то время от казаков к азовцам перекинулись с ведомостью два человека. Да и в ыные де времена какое великого государя дело зайдет, или присланы бывают о каких промыслех великого государя грамоты, и от казаков бывают в Азов переметчики. И ж(и)в(я) в Азове года по два и по три, приезжают назад в Азов, а казни тем людем казаки … толко по своему казачью приговору чинят тех людей лысым(и), естли с кем учнет бранитца, и ево волно бить, а суда не давать». Согласно показаниям донского казака И. Глистина за 1689 г., в ханском войске имелось несколько казаков, незадолго до того бежавших с Дона в Крым и там «обусурманившихся». В ответ на предложение князя В.В. Голицына выдать беглецов хан отказался на том основании, что казаки приняли ислам, «и оттого им стало сытно».