Князь Александр Иванович Барятинский, бывший Рюриковичем в пятнадцатом колене (древний княжеский род Барятинских происходил от черниговский князей, предок Александра Барятинского, князь Михаил Черниговский, находясь в ставке у монгольского хана, отказался поклониться языческим идолам, за что был казнён; за верность православной вере Михаил Черниговский был впоследствии канонизирован), родился и вырос в обстановке невиданной роскоши.
В 1811 г. князь Иван Иванович Барятинский стал одним из состоятельнейших людей России, унаследовав многочисленные имения и около 35000 крепостных душ. Тайный советник, камергер и церемониймейстер двора Его Императорского Величества Павла I почти сразу после этого события принял решение оставить государственную службу с тем, чтобы целиком погрузиться в семейную жизнь. Воспоминания и архивные документы рисуют Ивана Ивановича по-европейски образованным вельможей, любителем наук, искусств, талантливым музыкантом и даже ученым-агрономом.
Он выстроил себе новую усадьбу в имении Ивановское, около города Рыльска, в Курской губернии. Огромные средства и отменный вкус помогли Ивану Ивановичу в короткий срок создать в глухой провинции величественный дворцово-парковый ансамбль.
Усадьба МарьиноГлавным своим богатством Барятинский считал прелестную жену Марию Федоровну, урожденную Келлер, чьим именем он и назвал свою знаменитую усадьбу, а также семерых детей: троих девочек и четверых мальчиков.
Чарльз Робертсон. Портрет Марии Федоровны Барятинской. Около 1845 г.Сам отец многочисленного семейства, родившийся в Париже, с самых юных лет прославился своей красотой. Все рожденные в этом браке дети вполне достойно поддержали репутацию «красивых Барятинских».
Тогда еще никто не знал, что самое блестящее будущее ожидает первенца супругов — Александра, появившегося на свет в 1815 г. (2 мая (или 14 мая) 1816 г.). Несмотря на то что князь не хотел видеть старшего сына ни военным, ни придворным, домашнее образование он получил прекрасное.
В 1825 г. князь Иван Иванович умер. Когда Александру минуло 14, Мария Федоровна повезла его вместе со вторым сыном Владимиром в Москву для «усовершенствования в науках». Воспитанием обоих братьев занимался известный в то время педагог англичанин Эванс, преподававший юношам «классиков и литературу». Спустя два года Александр выразил желание пойти на военную службу и в июне 1831 г., в Петербурге, был определен в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров с зачислением в Кавалергардский полк. И практически сразу начал проявлять совершенно необъяснимую неусидчивость, недисциплинированность и как следствие — «слабые успехи в науках».
Небрежность в учении перешла и в небрежность на службе. Дисциплинарная полковая книга полнилась записями о взысканиях за разного рода «шалости». В результате за молодым князем Барятинским закрепилась слава кутилы, повесы, участника попоек и скандальных историй. За участие в одной крупной проказе офицеров полка, направленной против их нового командира и наделавшей в столице много шуму, Барятинский даже был арестован и отсидел на гауптвахте воспитательного дома.
Николай I был наслышан о своевольном поведении молодого князя, более того, ему стало известно, что «Барятинский был очень протежируем одной из дочерей императора… Так как отношения между ними зашли несколько далее, чем это допустимо, то император Николай, убедившись в этом воочию, выслал князя Барятинского на Кавказ …». Об этом романе князя Александра известно очень немного. Барятинский, очевидно, не на шутку увлекшись Великой Княжной Ольгой Николаевной, вовсе не считал себя недостойной партией — в его жилах текла кровь Рюриковичей.
Весной 1835 г. 20-летний князь Александр Иванович, будучи в чине корнета Лейб-Кирасирского Наследника Цесаревича полка, прибыл в район военных действий, попав в отряд генерала Алексея Вельяминова.
На Кавказе тогда уже почти два десятилетия шла не прекращавшаяся ожесточенная война. «Тут прошли целые поколения героев, — писал В.А. Соллогуб, — тут были битвы баснословные. Тут сложилась целая летопись молодецких подвигов, целая изустная русская Илиада … И много тут в горном безмолвии принесено безвестных жертв, и много тут в горном безмолвии улеглось людей, коих имена и заслуги известны только одному Богу».
К тому времени, когда на Кавказ прибыл родовитый корнет Барятинский, население этого края уже забыло о словах российского императора Александра I, обращенных к добровольно вошедшим в состав России горцам: «Не для приращивания сил, не для корысти, не для распространения пределов и так уже обширнейшей в свете империи приемлем мы на себя бремя управления, а для того, чтобы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона». Вышло так, что весь Кавказ стал единым фронтом ...
Шли годы, и продолжающаяся литься кровь и незначительные успехи в «замирении» враждебного края порождали отношение к Кавказу как к месту бесполезной гибели. Этого края многие боялись ... У многих сдавали нервы. В своем очерке «Кавказец» однокашник Барятинского по юнкерской школе Михаил Лермонтов писал: «… Ему (офицеру-кавказцу) хочется домой, и если он не ранен, то поступает иногда таким образом: во время перестрелки кладет голову за камень, а ноги выставляет «на пенсион»; это выражение там освящено обычаем. Благодетельная пуля попадает в ногу, и он счастлив. Отставка с пенсионом выходит …».
Барятинский был не таков. Его храбрость называли «замечательною». Во время многочисленных стычек с горцами он «многократно получал пулевые ранения», говорили, что «живот князя Барятинского, как решето».
Франц Рубо, 1898 г. Штурм аула Салта в 1847 годуТяжелая рана ружейной пулей в правый бок, остававшейся там, кстати, до самого конца его жизни, возвратила Барятинского в Петербург. С Кавказа он прибыл поручиком, награжденным почетным для каждого русского офицера Золотым оружием «За храбрость». В 1836 г. после пройденного курса лечения он был назначен состоять при Государе Наследнике Цесаревиче. Три года, проведенных им в путешествии с наследником по Западной Европе, сблизили их и положили начало многолетней дружбе князя с будущим императором Александром II.
По возвращении в Петербург красавец Барятинский снова быстро вошел в большую моду. П.В. Долгоруков в «Петербургских очерках» пишет: «Барятинский был блистательным женихом во всех отношениях; все матушки, имевшие взрослых дочерей на сбыте, единогласно пели ему всевозможные акафисты, и в петербургском высшем кругу было принято за неопровержимую аксиому: «Александр Барятинский такой блестящий молодой человек!»».
В марте 1845 г., уже в чине полковника, Барятинский снова прибыл на Кавказ. В качестве командира батальона Кабардинского полка он принял участие в Даргинской экспедиции, организованной русским командованием против войск имама Шамиля.
Полковник Барятинский возглавил третий батальон Кабардинского полка и вместе с ним принял участие в печально известной Даргинской операции, организованной русским командованием в конце мая 1845 с целью сломить сопротивление войск Шамиля у селения Дарго. Занятие аулов Анди, Гогатль и Теренгульской позиции, битва на Андийских высотах, сражение на высотах за рекой Годор, штурм аула Дарго, многодневный бой в ходе отступления через Ичкерийский лес — везде привелось отличиться Александру Ивановичу. Во время захвата Андийских высот, когда русские войска приступом брали укрепления горцев, Барятинский, проявив в очередной раз чудеса доблести, был тяжело ранен — пуля навылет пробила голень правой ноги. Несмотря на это, Александр Иванович остался в строю. По окончании похода главнокомандующий русскими войсками граф Воронцов представил князя к Георгию четвертой степени, записав: «Князя Барятинского в полной мере считаю достойным ордена… Он шел впереди храбрейших, подавая всем пример мужества и неустрашимости …».
На Кавказе Барятинский стал серьезно изучать характер, обычаи и традиции горцев. Это, в свою очередь, заставило его во многом критически взглянуть на отношение к Кавказу высшего петербургского военного начальства, а также на то, как следовало бы строить политику по отношению к кавказцам. И в этом Барятинскому в немалой степени помог опыт выдающихся «кавказцев», полководцев А.П. Ермолова и М.С. Воронцова.
После излечения снова — Петербург, и снова — тоска по Кавказу. Александр Иванович, несомненно, осознавал, что именно этот суровый край переродил его, как человека. Произошло даже внешнее отторжение Барятинского от себя прежнего. Управляющий его имением Марьино В.А. Инсарский писал, до какой степени потряс его вид возвратившегося князя: он состриг свои знаменитые блондинистые кудри, на лице суровом и серьезном уже залегли морщины. Ходил он чуть согнувшись, опираясь на палку. В светских гостиных его теперь видели редко. Люди, наводнявшие их, стали ему абсолютно неинтересны.
Недолго пробыв в Санкт-Петербурге, он выехал за границу. Однако Барятинскому, очевидно, было на роду написано все время воевать. Узнав о том, что Александр Иванович следует через Варшаву, выдающийся русский полководец, наместник Польши Иван Паскевич предложил ему принять участие в военных действиях по подавлению очередного мятежа. Разумеется, князь дал согласие. Во главе отряда, состоящего из пятисот казаков, Барятинский в феврале 1846 г. разбил превосходящих численностью повстанцев и «с отличною ревностью, мужеством и деятельностью преследовал их войско, отбросив оное в прусские границы». За этот подвиг Александр Иванович был удостоен ордена Святой Анны второй степени.
Князь БарятинскийВ феврале 1847 г. его назначают командиром Кабардинского полка. Из боевых подвигов князя за это время, прежде всего, необходимо отметить успешную атаку укрепленного лагеря горцев у реки Кара-Койсу и сражение при поселении Зандак, где князь успешно отвлек внимание неприятеля от основных сил русских. В ноябре и декабре 1847 г. Александр Иванович провел ряд успешных атак на шамилевские аулы, за что был удостоен ордена Святого Владимира третьей степени. А летом 1848 г., отличившись в бою при Гергебиле, он был произведен в генерал-майоры и назначен в императорскую свиту.
Впрочем, император, по достоинству оценив боевые заслуги князя, совершенно неожиданно для последнего, решил «облагодетельствовать» его, а именно: женить на выбранной лично им невесте из рода Столыпиных. По мнению царя, лучшей партии для красавицы-фрейлины при сказочном богатстве князя трудно было сыскать.
Встретив на одном из балов мать Барятинского, Николай сообщил ей, что князю высочайше разрешен внеочередной отпуск, и попросил ее написать об этом сыну. Однако истинные замыслы императора кое-кому уже стали известны …
Князь Барятинский въезжает в ТифлисКогда Барятинский доехал до Тулы, там его ожидал брат Владимир. Александр Иванович узнал причину царской «милости». В Петербурге он не появлялся, ссылаясь на внезапно открывшуюся болезнь. Когда отпуск, наконец, подошел к концу, Барятинский известил царя о том, что он, возвращается в боевое расположение. Не на шутку взбешенный император послал вслед ослушнику фельдъегеря с извещением о продлении отпуска.
Царский посланец все же сумел догнать его в Ставропольской губернии. Князь вынужден был написать царю письмо, в котором выражал недоумение по поводу того, чем заслужил он такое внимание Его Величества, и попутно замечал, что, находясь рядом с местом службы, считает абсолютно нецелесообразным поворачивать обратно.
По Петербургу носились слухи, что император страшно зол на князя. Его перепуганная мать написала сыну о своих тревогах. Делать нечего: в 1850 г. Барятинский наконец появился в Петербурге. Затем он отказывался от всего движимого и недвижимого имущества, и в том числе от бесценного Марьинского дворца со всеми его бесчисленными сокровищами. Так, в одно мгновенье этот богатейший в России человек превратился в простого служивого, живущего на казенное жалованье … дело с женитьбой мгновенно расстроилось.
Полное служебное бездействие вместе с неизвестностью того, что его ожидает в будущем, тяготили князя. Наконец, весной 1850 г. военный министр по высочайшему повелению попросил Александра Ивановича выбрать себе один из двух корпусов — Новгородский или Кавказский. Барятинский, само собой, предпочел вернуться на старое место службы, и в конце мая этого же года получил приказ сопровождать наследника цесаревича, отправлявшегося в поездку по Кавказу. Уже в конце 1850 г. Александр Иванович возглавил Кавказскую резервную гренадерскую бригаду, а весной следующего года стал командиром двадцатой пехотной дивизии и одновременно исправляющим должность начальника левого фланга Кавказской линии. До 1853 г. Барятинский оставался в Чечне, ставшей главной ареной деятельности Шамиля, «систематически и настойчиво подчиняя ее русскому владычеству». В течение зимы 1850 – 1851 гг. все усилия русских войск были сосредоточены на уничтожении Шалинского окопа, устроенного непокорным имамом, что и было сделано благодаря успешному обходному маневру войск Барятинского. Кроме того князю удалось нанести горцам сокрушительное поражение при речке Басс, захватив там множество лошадей и оружия. Последовавшие за тем летние и зимние экспедиции 1851 – 1852 гг. на территории Большой Чечни дали русской армии возможность впервые после возмущения горцев преодолеть ее вдоль от укреплений у села Воздвиженское до крепости Куринской. Особенно удачным был разгром войск имама неподалеку от Чертугаевской переправы. Не меньшего успеха князь достиг и в южных областях Чечни, а также со стороны Кумыкской плоскости, где из-за крутых берегов Мичика продвижение войск шло крайне медленно и трудно. В зиму 1852 – 1853 гг. русские войска прочно обосновались на Хоби-Шавдонских высотах, проложили через Каякальский хребет удобную дорогу, а через реку Мичик организовали постоянную переправу.
Постепенно начинала вырисовываться особая тактика действий Александра Ивановича, позволявшая разрешать сложнейшие задачи с наименьшими потерями. Ее особенности заключались в постоянном применении скрытых обходных маневров и налаженной системы собирания информации о планах Шамиля с помощью лазутчиков. Еще одной важной деталью было то, что в отличие от большинства столичных сановников Александр Иванович хорошо понимал — одной лишь военной силой замирить Кавказ не получится, и поэтому немало сил он прилагал на административно-хозяйственное преобразование края. На захваченных территориях прокладывались просеки и дороги, открывающие войскам простор для маневров между опорными крепостями, а в поддержку центральной администрации на местах организовывались органы военно-народного управления, учитывающие традиций горских народов. Новым словом стала тесная координация действий милиции и различных войсковых подразделений. Хасавюрт, где размещался Кабардинский полк, быстро разросся, притягивая к себе всех недовольных действиями Шамиля.
В январе 1853 г. Александр Иванович стал генерал-адъютантом, а летом того же года был утвержден в должности начштаба Кавказского корпуса. Это повышение открывало для полководца широчайшие возможности по претворению в жизнь его стратегических замыслов. Однако внезапно вспыхнувшая Крымская война временно ограничила действия русских войск на Кавказе, роль которых в период с 1853 по 1856 гг. сводилась к сохранению всего достигнутого в предшествующий период. И результаты эти были крайне важны, поскольку горцы, подстрекаемые французами, англичанами и турками, проявили необычную воинственность, причиняя русским бойцам немало беспокойств. А в октябре 1853 г. Барятинский был командирован в Александропольский отряд князя Бебутова, действующий на турецкой границе. В блистательном бою при селении Кюрюк-Дара в июле 1854 г., когда восемнадцатитысячный русский отряд разгромил наголову сорокотысячную (по иным подсчетам шестидесятитысячную) турецкую армию, князю в очередной раз выпало проявить свой выдающийся стратегический дар. За победу в этом сражении, решившим судьбу всей кампании в Закавказье, ему был пожалован орден Святого Георгия третьей степени.
В конце 1855 г. Александру Ивановичу было поручено временное руководство войсками, размещенными в городе Николаеве и его окрестностях, а летом 1856 г. он стал командующим всем отдельным Кавказским корпусом. Немногим позднее князя произвели в генералы от инфантерии и назначили наместником его императорского величества на Кавказе.
Итак, летом 1856 г. Барятинский был назначен командующим Отдельного Кавказского корпуса и сначала (с 1 июля 1856 г.) «исправляющим должность Наместника», а уже в августе того же года — Наместником Кавказа с производством в генералы от инфантерии. Будь жив Николай I, ему бы никогда, несмотря ни на какие заслуги, не стать первым лицом на Кавказе. Но новый монарх Александр II просто не видел «для роли русского проконсула на Востоке» более подходящего человека, нежели Барятинский. Для Александра Ивановича это была большая честь и большая ответственность. «Трудиться буду, чтобы оправдать великую милость, счастье и великую честь для меня».
Степан Александровский. Портрет генерал-фельдмаршала князя Александра Ивановича Барятинского. 1870 г.Барятинский предложил разделить Кавказ на военные округа, поставив во главе каждого командующих. Всем им предоставлялись большие права, особая же ставка делалась на инициативу и умение брать ответственность на себя. Было также предложено срочно нарастить численность сосредоточенных на кавказском театре войск. Инициативы Барятинского в начале не встретили поддержки со стороны как военного, так и финансового ведомства. Откуда брать деньги? Да и время ли для решительных действий? Не испортят ли эти меры отношения с Европой? Не выгоднее ли будет законсервировать эту злосчастную войну до лучших времен? Под давлением министров заколебался и Александр II — на кавказские дела Барятинский просил чуть ли не треть военного бюджета страны.
Но тут уж сам «проконсул» пошел в наступление на монарха — надо отнестись к Кавказской войне как к делу первейшей государственной важности или, отказавшись от нее, поставить крест на русском влиянии в этом регионе. Вялотекущие, разрозненные и малосильные военные операции только скомпрометируют Россию в глазах того кавказского населения, которое готово примкнуть лишь к тому, кто победит. А победить должна Россия. Тогда мирные чеченцы и дагестанцы увидят в ней надежного защитника, что окончательно подорвет влияние Шамиля. Пребывать же на Кавказе по принципу «не мир — не война» — значит перечеркнуть результаты многолетних усилий Российского государства по оставлению Кавказа за собой. И Александр уступил этому напору, пообещав всяческую поддержку.
Барятинский перешел к наступательной тактике. Каждая военная операция разрабатывалась и обсуждалась до мельчайших деталей. Главнокомандующий презирал те победные наскоки на противника, которые не давали русским войскам никаких стратегических преимуществ, но приносили немалые и бессмысленные потери. Теперь главная задача для него состояла в том, чтобы с минимальными потерями и по возможности быстро усмирить Кавказ, а еще и в том, чтобы нейтрализовать посягательства на Кавказ Англии, Персии и Турции, которые стремились распространить на него свое влияние.
Князь Барятинский Александр ИвановичС 1856 г. три больших русских отряда — Чеченский, Дагестанский и Лезгинский — стали давить на горцев с трёх направлений, лишая верную Шамилю армию манёвра и неуклонно уменьшая контролируемую горцами территорию.
Русские солдаты вырубали леса и строили новые укрепления. Эта неторопливая и методичная тактика заставляла сторонников Шамиля забираться всё выше в горы.
В 1858 г. русские закрепились в Аргунском ущелье, создав там новые мощные укрепления — Аргунское и Евдокимовское.
Занковский И.Н. «Дорога на Верхний Гуниб» (1860 – 1880 гг.)К концу лета 1858 г. Большая и Малая Чечня были заняты и Шамиль с остатками верных ему войск вынужден был отойти в Дагестан. В скором времени на эти земли были предприняты массированные наступления. Последнее прибежище имама Шамиля, расположившееся на горе Гуниб-Даг, было окружено плотным кольцом (16000 отряд), помощи горцам (400 человек) ждать было неоткуда. 25 августа состоялся штурм аула Гуниб, 25 августа 1859 г. Шамиль сдался на милость победителя.
Надо сказать, что имя Барятинского среди горцев уже было широко известно и произносилось с уважением. Барятинский действовал, как дальновидный и опытный дипломат, ничем не оскорбив национальные чувства горцев и не раз подавая примеры полного доверия к людям честным и дельным. Он постоянно помогал местному населению и деньгами, и продовольствием, и медикаментами. За три года Барятинскому удалось усмирить непокорный край. Для России происходившее в Гунибе имело эпохальное значение.
Алексей Кившенко. Пленение имама Шамиля. 1880 г.Александр II щедро наградил как сподвижников полководца Милютина и Евдокимова, так и его самого — к ордену Святого Георгия второй степени за победы в Дагестане добавился орден Святого Андрея Первозванного. Кроме того за пленение Шамиля сорокачетырехлетний князь получил высшее воинское звание — генерал-фельдмаршала. Войска новость встретили ликованием, считая ее не без оснований «наградой всему Кавказу». После этого Барятинский продолжил заниматься хозяйственными и военно-административными преобразованиями края и успел сделать немало. Из бывших Линейного и Черноморского казачьих войск были организованы Терское и Кубанское войска, создана Дагестанская постоянная милиция и Дагестанский конно-иррегулярный полк. На Кубани была заложена группа станиц и укреплений, открылись Константиновская и Сухумская морские станции, основаны новые военные училища, а на картах Российской империи возникла Бакинская губерния. Многие мосты и перевалы, сооруженные под командованием Барятинского на Кавказе, служат и до сих пор.
Еще три года оставался на Кавказе фельдмаршал Барятинский. И тут 45-летний фельдмаршал и наместник Кавказа влюбился … чтобы не жениться на одной женщине, ему пришлось расстаться с богатством, чтобы жениться на другой — с постом наместника Кавказа. В мае 1860 г. Александр Иванович отбыл с Кавказа в длительный отпуск за границу ввиду «расстроенного здоровья». Эта формулировка скрывала драматические перипетии его личной жизни.
Княгиня Елизавета Дмитриевна Барятинская, урожденная княжна Джамбакур-ОрбелианиВот что писал об этой истории граф Сергей Юльевич Витте: «… Среди его адъютантов был полковник Давыдов; он был женат на княжне Орбелиани. Княжна Орбелиани была невысокого роста, с довольно обыденной фигурой, но с очень выразительным лицом кавказского типа … Барятинский начал ухаживать за женой своего адъютанта Давыдова. Так как вообще князь Барятинский очень любил ухаживать за дамами, то никто и не думал, чтобы это ухаживание кончилось чем-нибудь серьезным. Окончилось же это ухаживание (в действительности) тем, что в один прекрасный день Барятинский уехал с Кавказа, до известной степени похитив жену своего адъютанта».
Наместник, подобно горцу, умыкнул и спрятал грузинскую княжну там, где бы у него не могли ее отнять строгие на этот счет российские законы. Вот что, в сущности, пряталось за словами «лечение за границей». Понятно, что это бегство с чужой женой не предполагало скорого возвращения. На карьере надо было ставить крест: Барятинский подал в отставку, но получил ее только в 1862 г. Пришлось ему постоять и под дулом пистолета: оскорбленный муж приехал требовать сатисфакции. Поединок надолго закрыл Барятинскому возвращение в Россию.
С Елизаветой Дмитриевной, урожденной княжной Джамбакур-Орбелиани, они прожили почти 20 лет.
Тем не менее в 1868 г. Александр Иванович, почувствовавший себя значительно лучше, вернулся в Россию и поселился в своей усадьбе «Деревеньки» в Курской губернии. Здесь он принялся активно изучать положение крестьян и их быт. Результатом этого исследования явился доклад, посланный министру внутренних дел Александру Тимашеву, в котором князь негативно отнесся к общинному землевладению, отдав выбор подворной системе, ограждающей, по его мнению, принцип собственности. В 1871 г. фельдмаршал был назначен шефом второго стрелкового батальона, а в 1877 г. — когда началась очередная русско-турецкая война — рассматривалось предложение о назначении кавказского героя во главе русского войска, но это в связи с его здоровьем не было осуществлено. Тем не менее, по окончании войны Александр Иванович, будучи весьма раздосадован итогами Берлинского конгресса, унижавшими Россию, уже сам, прибыв в Санкт-Петербург, предложил государю помощь. Лето 1878 г. князь провел в Зимнем дворце, занимаясь составлением плана предполагаемых военных действий против Англии и Австрии, однако все вопросы тогда разрешились мирно. Обострение старой болезни потребовало нового путешествия Барятинского за рубеж. В начале февраля 1879 г. его состояние сильно ухудшилось, и князь уже практически не вставал постели. Живительный женевский воздух не принес ему желанного облегчения, и жизнь полководца быстро угасала.
Князь умер в Женеве (25 февраля (9 марта) 1879 г.), но завещал похоронить себя в Курской губернии, в родовом селе Ивановское (в Курской губернии), что и было исполнено.
На похоронах Александра Барятинского присутствовал наследник цесаревич Александр Александрович, а также прибывшие с Кавказа депутации от кабардинского полка и горцев. Три дня Российская армия носила траур по фельдмаршалу «в честь памяти к заслугам доблестным его отечеству и престолу».
Александр Иванович Барятинский | Орас Верне. Портрет Александра Ивановича Барятинского | Георг Ботман. Портрет Князя Барятинского |
Он выстроил себе новую усадьбу в имении Ивановское, около города Рыльска, в Курской губернии. Огромные средства и отменный вкус помогли Ивану Ивановичу в короткий срок создать в глухой провинции величественный дворцово-парковый ансамбль.
Усадьба Марьино
Тогда еще никто не знал, что самое блестящее будущее ожидает первенца супругов — Александра, появившегося на свет в 1815 г. (2 мая (или 14 мая) 1816 г.). Несмотря на то что князь не хотел видеть старшего сына ни военным, ни придворным, домашнее образование он получил прекрасное.
В 1825 г. князь Иван Иванович умер. Когда Александру минуло 14, Мария Федоровна повезла его вместе со вторым сыном Владимиром в Москву для «усовершенствования в науках». Воспитанием обоих братьев занимался известный в то время педагог англичанин Эванс, преподававший юношам «классиков и литературу». Спустя два года Александр выразил желание пойти на военную службу и в июне 1831 г., в Петербурге, был определен в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров с зачислением в Кавалергардский полк. И практически сразу начал проявлять совершенно необъяснимую неусидчивость, недисциплинированность и как следствие — «слабые успехи в науках».
Небрежность в учении перешла и в небрежность на службе. Дисциплинарная полковая книга полнилась записями о взысканиях за разного рода «шалости». В результате за молодым князем Барятинским закрепилась слава кутилы, повесы, участника попоек и скандальных историй. За участие в одной крупной проказе офицеров полка, направленной против их нового командира и наделавшей в столице много шуму, Барятинский даже был арестован и отсидел на гауптвахте воспитательного дома.
Николай I был наслышан о своевольном поведении молодого князя, более того, ему стало известно, что «Барятинский был очень протежируем одной из дочерей императора… Так как отношения между ними зашли несколько далее, чем это допустимо, то император Николай, убедившись в этом воочию, выслал князя Барятинского на Кавказ …». Об этом романе князя Александра известно очень немного. Барятинский, очевидно, не на шутку увлекшись Великой Княжной Ольгой Николаевной, вовсе не считал себя недостойной партией — в его жилах текла кровь Рюриковичей.
Весной 1835 г. 20-летний князь Александр Иванович, будучи в чине корнета Лейб-Кирасирского Наследника Цесаревича полка, прибыл в район военных действий, попав в отряд генерала Алексея Вельяминова.
На Кавказе тогда уже почти два десятилетия шла не прекращавшаяся ожесточенная война. «Тут прошли целые поколения героев, — писал В.А. Соллогуб, — тут были битвы баснословные. Тут сложилась целая летопись молодецких подвигов, целая изустная русская Илиада … И много тут в горном безмолвии принесено безвестных жертв, и много тут в горном безмолвии улеглось людей, коих имена и заслуги известны только одному Богу».
К тому времени, когда на Кавказ прибыл родовитый корнет Барятинский, население этого края уже забыло о словах российского императора Александра I, обращенных к добровольно вошедшим в состав России горцам: «Не для приращивания сил, не для корысти, не для распространения пределов и так уже обширнейшей в свете империи приемлем мы на себя бремя управления, а для того, чтобы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона». Вышло так, что весь Кавказ стал единым фронтом ...
Шли годы, и продолжающаяся литься кровь и незначительные успехи в «замирении» враждебного края порождали отношение к Кавказу как к месту бесполезной гибели. Этого края многие боялись ... У многих сдавали нервы. В своем очерке «Кавказец» однокашник Барятинского по юнкерской школе Михаил Лермонтов писал: «… Ему (офицеру-кавказцу) хочется домой, и если он не ранен, то поступает иногда таким образом: во время перестрелки кладет голову за камень, а ноги выставляет «на пенсион»; это выражение там освящено обычаем. Благодетельная пуля попадает в ногу, и он счастлив. Отставка с пенсионом выходит …».
Барятинский был не таков. Его храбрость называли «замечательною». Во время многочисленных стычек с горцами он «многократно получал пулевые ранения», говорили, что «живот князя Барятинского, как решето».
По возвращении в Петербург красавец Барятинский снова быстро вошел в большую моду. П.В. Долгоруков в «Петербургских очерках» пишет: «Барятинский был блистательным женихом во всех отношениях; все матушки, имевшие взрослых дочерей на сбыте, единогласно пели ему всевозможные акафисты, и в петербургском высшем кругу было принято за неопровержимую аксиому: «Александр Барятинский такой блестящий молодой человек!»».
В марте 1845 г., уже в чине полковника, Барятинский снова прибыл на Кавказ. В качестве командира батальона Кабардинского полка он принял участие в Даргинской экспедиции, организованной русским командованием против войск имама Шамиля.
Полковник Барятинский возглавил третий батальон Кабардинского полка и вместе с ним принял участие в печально известной Даргинской операции, организованной русским командованием в конце мая 1845 с целью сломить сопротивление войск Шамиля у селения Дарго. Занятие аулов Анди, Гогатль и Теренгульской позиции, битва на Андийских высотах, сражение на высотах за рекой Годор, штурм аула Дарго, многодневный бой в ходе отступления через Ичкерийский лес — везде привелось отличиться Александру Ивановичу. Во время захвата Андийских высот, когда русские войска приступом брали укрепления горцев, Барятинский, проявив в очередной раз чудеса доблести, был тяжело ранен — пуля навылет пробила голень правой ноги. Несмотря на это, Александр Иванович остался в строю. По окончании похода главнокомандующий русскими войсками граф Воронцов представил князя к Георгию четвертой степени, записав: «Князя Барятинского в полной мере считаю достойным ордена… Он шел впереди храбрейших, подавая всем пример мужества и неустрашимости …».
На Кавказе Барятинский стал серьезно изучать характер, обычаи и традиции горцев. Это, в свою очередь, заставило его во многом критически взглянуть на отношение к Кавказу высшего петербургского военного начальства, а также на то, как следовало бы строить политику по отношению к кавказцам. И в этом Барятинскому в немалой степени помог опыт выдающихся «кавказцев», полководцев А.П. Ермолова и М.С. Воронцова.
После излечения снова — Петербург, и снова — тоска по Кавказу. Александр Иванович, несомненно, осознавал, что именно этот суровый край переродил его, как человека. Произошло даже внешнее отторжение Барятинского от себя прежнего. Управляющий его имением Марьино В.А. Инсарский писал, до какой степени потряс его вид возвратившегося князя: он состриг свои знаменитые блондинистые кудри, на лице суровом и серьезном уже залегли морщины. Ходил он чуть согнувшись, опираясь на палку. В светских гостиных его теперь видели редко. Люди, наводнявшие их, стали ему абсолютно неинтересны.
Недолго пробыв в Санкт-Петербурге, он выехал за границу. Однако Барятинскому, очевидно, было на роду написано все время воевать. Узнав о том, что Александр Иванович следует через Варшаву, выдающийся русский полководец, наместник Польши Иван Паскевич предложил ему принять участие в военных действиях по подавлению очередного мятежа. Разумеется, князь дал согласие. Во главе отряда, состоящего из пятисот казаков, Барятинский в феврале 1846 г. разбил превосходящих численностью повстанцев и «с отличною ревностью, мужеством и деятельностью преследовал их войско, отбросив оное в прусские границы». За этот подвиг Александр Иванович был удостоен ордена Святой Анны второй степени.
Впрочем, император, по достоинству оценив боевые заслуги князя, совершенно неожиданно для последнего, решил «облагодетельствовать» его, а именно: женить на выбранной лично им невесте из рода Столыпиных. По мнению царя, лучшей партии для красавицы-фрейлины при сказочном богатстве князя трудно было сыскать.
Встретив на одном из балов мать Барятинского, Николай сообщил ей, что князю высочайше разрешен внеочередной отпуск, и попросил ее написать об этом сыну. Однако истинные замыслы императора кое-кому уже стали известны …
Царский посланец все же сумел догнать его в Ставропольской губернии. Князь вынужден был написать царю письмо, в котором выражал недоумение по поводу того, чем заслужил он такое внимание Его Величества, и попутно замечал, что, находясь рядом с местом службы, считает абсолютно нецелесообразным поворачивать обратно.
По Петербургу носились слухи, что император страшно зол на князя. Его перепуганная мать написала сыну о своих тревогах. Делать нечего: в 1850 г. Барятинский наконец появился в Петербурге. Затем он отказывался от всего движимого и недвижимого имущества, и в том числе от бесценного Марьинского дворца со всеми его бесчисленными сокровищами. Так, в одно мгновенье этот богатейший в России человек превратился в простого служивого, живущего на казенное жалованье … дело с женитьбой мгновенно расстроилось.
Полное служебное бездействие вместе с неизвестностью того, что его ожидает в будущем, тяготили князя. Наконец, весной 1850 г. военный министр по высочайшему повелению попросил Александра Ивановича выбрать себе один из двух корпусов — Новгородский или Кавказский. Барятинский, само собой, предпочел вернуться на старое место службы, и в конце мая этого же года получил приказ сопровождать наследника цесаревича, отправлявшегося в поездку по Кавказу. Уже в конце 1850 г. Александр Иванович возглавил Кавказскую резервную гренадерскую бригаду, а весной следующего года стал командиром двадцатой пехотной дивизии и одновременно исправляющим должность начальника левого фланга Кавказской линии. До 1853 г. Барятинский оставался в Чечне, ставшей главной ареной деятельности Шамиля, «систематически и настойчиво подчиняя ее русскому владычеству». В течение зимы 1850 – 1851 гг. все усилия русских войск были сосредоточены на уничтожении Шалинского окопа, устроенного непокорным имамом, что и было сделано благодаря успешному обходному маневру войск Барятинского. Кроме того князю удалось нанести горцам сокрушительное поражение при речке Басс, захватив там множество лошадей и оружия. Последовавшие за тем летние и зимние экспедиции 1851 – 1852 гг. на территории Большой Чечни дали русской армии возможность впервые после возмущения горцев преодолеть ее вдоль от укреплений у села Воздвиженское до крепости Куринской. Особенно удачным был разгром войск имама неподалеку от Чертугаевской переправы. Не меньшего успеха князь достиг и в южных областях Чечни, а также со стороны Кумыкской плоскости, где из-за крутых берегов Мичика продвижение войск шло крайне медленно и трудно. В зиму 1852 – 1853 гг. русские войска прочно обосновались на Хоби-Шавдонских высотах, проложили через Каякальский хребет удобную дорогу, а через реку Мичик организовали постоянную переправу.
Постепенно начинала вырисовываться особая тактика действий Александра Ивановича, позволявшая разрешать сложнейшие задачи с наименьшими потерями. Ее особенности заключались в постоянном применении скрытых обходных маневров и налаженной системы собирания информации о планах Шамиля с помощью лазутчиков. Еще одной важной деталью было то, что в отличие от большинства столичных сановников Александр Иванович хорошо понимал — одной лишь военной силой замирить Кавказ не получится, и поэтому немало сил он прилагал на административно-хозяйственное преобразование края. На захваченных территориях прокладывались просеки и дороги, открывающие войскам простор для маневров между опорными крепостями, а в поддержку центральной администрации на местах организовывались органы военно-народного управления, учитывающие традиций горских народов. Новым словом стала тесная координация действий милиции и различных войсковых подразделений. Хасавюрт, где размещался Кабардинский полк, быстро разросся, притягивая к себе всех недовольных действиями Шамиля.
В январе 1853 г. Александр Иванович стал генерал-адъютантом, а летом того же года был утвержден в должности начштаба Кавказского корпуса. Это повышение открывало для полководца широчайшие возможности по претворению в жизнь его стратегических замыслов. Однако внезапно вспыхнувшая Крымская война временно ограничила действия русских войск на Кавказе, роль которых в период с 1853 по 1856 гг. сводилась к сохранению всего достигнутого в предшествующий период. И результаты эти были крайне важны, поскольку горцы, подстрекаемые французами, англичанами и турками, проявили необычную воинственность, причиняя русским бойцам немало беспокойств. А в октябре 1853 г. Барятинский был командирован в Александропольский отряд князя Бебутова, действующий на турецкой границе. В блистательном бою при селении Кюрюк-Дара в июле 1854 г., когда восемнадцатитысячный русский отряд разгромил наголову сорокотысячную (по иным подсчетам шестидесятитысячную) турецкую армию, князю в очередной раз выпало проявить свой выдающийся стратегический дар. За победу в этом сражении, решившим судьбу всей кампании в Закавказье, ему был пожалован орден Святого Георгия третьей степени.
В конце 1855 г. Александру Ивановичу было поручено временное руководство войсками, размещенными в городе Николаеве и его окрестностях, а летом 1856 г. он стал командующим всем отдельным Кавказским корпусом. Немногим позднее князя произвели в генералы от инфантерии и назначили наместником его императорского величества на Кавказе.
Итак, летом 1856 г. Барятинский был назначен командующим Отдельного Кавказского корпуса и сначала (с 1 июля 1856 г.) «исправляющим должность Наместника», а уже в августе того же года — Наместником Кавказа с производством в генералы от инфантерии. Будь жив Николай I, ему бы никогда, несмотря ни на какие заслуги, не стать первым лицом на Кавказе. Но новый монарх Александр II просто не видел «для роли русского проконсула на Востоке» более подходящего человека, нежели Барятинский. Для Александра Ивановича это была большая честь и большая ответственность. «Трудиться буду, чтобы оправдать великую милость, счастье и великую честь для меня».
Но тут уж сам «проконсул» пошел в наступление на монарха — надо отнестись к Кавказской войне как к делу первейшей государственной важности или, отказавшись от нее, поставить крест на русском влиянии в этом регионе. Вялотекущие, разрозненные и малосильные военные операции только скомпрометируют Россию в глазах того кавказского населения, которое готово примкнуть лишь к тому, кто победит. А победить должна Россия. Тогда мирные чеченцы и дагестанцы увидят в ней надежного защитника, что окончательно подорвет влияние Шамиля. Пребывать же на Кавказе по принципу «не мир — не война» — значит перечеркнуть результаты многолетних усилий Российского государства по оставлению Кавказа за собой. И Александр уступил этому напору, пообещав всяческую поддержку.
Барятинский перешел к наступательной тактике. Каждая военная операция разрабатывалась и обсуждалась до мельчайших деталей. Главнокомандующий презирал те победные наскоки на противника, которые не давали русским войскам никаких стратегических преимуществ, но приносили немалые и бессмысленные потери. Теперь главная задача для него состояла в том, чтобы с минимальными потерями и по возможности быстро усмирить Кавказ, а еще и в том, чтобы нейтрализовать посягательства на Кавказ Англии, Персии и Турции, которые стремились распространить на него свое влияние.
Русские солдаты вырубали леса и строили новые укрепления. Эта неторопливая и методичная тактика заставляла сторонников Шамиля забираться всё выше в горы.
В 1858 г. русские закрепились в Аргунском ущелье, создав там новые мощные укрепления — Аргунское и Евдокимовское.
Надо сказать, что имя Барятинского среди горцев уже было широко известно и произносилось с уважением. Барятинский действовал, как дальновидный и опытный дипломат, ничем не оскорбив национальные чувства горцев и не раз подавая примеры полного доверия к людям честным и дельным. Он постоянно помогал местному населению и деньгами, и продовольствием, и медикаментами. За три года Барятинскому удалось усмирить непокорный край. Для России происходившее в Гунибе имело эпохальное значение.
Еще три года оставался на Кавказе фельдмаршал Барятинский. И тут 45-летний фельдмаршал и наместник Кавказа влюбился … чтобы не жениться на одной женщине, ему пришлось расстаться с богатством, чтобы жениться на другой — с постом наместника Кавказа. В мае 1860 г. Александр Иванович отбыл с Кавказа в длительный отпуск за границу ввиду «расстроенного здоровья». Эта формулировка скрывала драматические перипетии его личной жизни.
Наместник, подобно горцу, умыкнул и спрятал грузинскую княжну там, где бы у него не могли ее отнять строгие на этот счет российские законы. Вот что, в сущности, пряталось за словами «лечение за границей». Понятно, что это бегство с чужой женой не предполагало скорого возвращения. На карьере надо было ставить крест: Барятинский подал в отставку, но получил ее только в 1862 г. Пришлось ему постоять и под дулом пистолета: оскорбленный муж приехал требовать сатисфакции. Поединок надолго закрыл Барятинскому возвращение в Россию.
С Елизаветой Дмитриевной, урожденной княжной Джамбакур-Орбелиани, они прожили почти 20 лет.
Тем не менее в 1868 г. Александр Иванович, почувствовавший себя значительно лучше, вернулся в Россию и поселился в своей усадьбе «Деревеньки» в Курской губернии. Здесь он принялся активно изучать положение крестьян и их быт. Результатом этого исследования явился доклад, посланный министру внутренних дел Александру Тимашеву, в котором князь негативно отнесся к общинному землевладению, отдав выбор подворной системе, ограждающей, по его мнению, принцип собственности. В 1871 г. фельдмаршал был назначен шефом второго стрелкового батальона, а в 1877 г. — когда началась очередная русско-турецкая война — рассматривалось предложение о назначении кавказского героя во главе русского войска, но это в связи с его здоровьем не было осуществлено. Тем не менее, по окончании войны Александр Иванович, будучи весьма раздосадован итогами Берлинского конгресса, унижавшими Россию, уже сам, прибыв в Санкт-Петербург, предложил государю помощь. Лето 1878 г. князь провел в Зимнем дворце, занимаясь составлением плана предполагаемых военных действий против Англии и Австрии, однако все вопросы тогда разрешились мирно. Обострение старой болезни потребовало нового путешествия Барятинского за рубеж. В начале февраля 1879 г. его состояние сильно ухудшилось, и князь уже практически не вставал постели. Живительный женевский воздух не принес ему желанного облегчения, и жизнь полководца быстро угасала.
На похоронах Александра Барятинского присутствовал наследник цесаревич Александр Александрович, а также прибывшие с Кавказа депутации от кабардинского полка и горцев. Три дня Российская армия носила траур по фельдмаршалу «в честь памяти к заслугам доблестным его отечеству и престолу».